Дочь Озара
Шрифт:
— А может, ты ее в шалаше Оры потерял, когда убивал несчастную женщину?
Корос сунул руку за пазуху и вынул оттуда свирель на оборванном шнурке. Небрежно покачал перед носом дикаря. Тот вздрогнул и попытался встать, но следопыт схватил его за запястье и заставил опуститься обратно.
— Я не убий, — голос Дула дрожал.
— А кто убил?
— Моя не знай.
— Врешь!
— Мой никак не врет, — с отчаяньем выкрикнул глот.
Корос неожиданно захохотал:
— Это… ты-то… не врешь? — по щекам следопыты потекли слезы. — Вада, он тебе не рассказывал еще… про то, как ты… в ящера превратилась?
Также резко, как и начинал, Корос прекратил смеяться:
— Тогда скажи, где ты потерял свирель? Почему ее нашли в шалаше Оры? Рассказывай, Дул, все рассказывай. А не то, клянусь Черухом, я сам тебя убью.
Глава двенадцатая. Разоблачение
После внезапной гибели Зукуна в племени Леопарда наступили смутные времена. Племя осталось без вождя. А все потому, что в первобытной 'правовой системе', выстроенной на 'мудрых' обычаях, завещанных предками, выявился существенный изъян.
На следующий день после смерти Зукуна в шалаш вождя, поинтересоваться ходом подготовки к торжественной похоронной процедуре, заглянул старейшина рода 'желтых' Мурит. По обычаю вариев, вплоть до похорон, с мертвым должен был постоянно находиться кто-то из сородичей — для того, чтобы злому оману не пришло в голову вселиться в бесхозный труп. Мурит обнаружил в шалаше 'толстушку' — младшую сестру Зукуна, Руника, колдуньи Уны и по совместительству жаму пропавшего Короса. Женщина занималась важным делом — обновляла на теле покойника черные и желтые полоски: не дай Черух, в акуде перепутают и омана Зукуна к чужим попадет.
— Ты краски не жалей, — посоветовал Мурит. — И сажи в черную добавь побольше, а то у тебя полоски какие-то серые получаются. И факел надо поменять, этот почти прогорел.
— Поменяю, — буркнула 'толстушка'. После загадочного исчезновения Короса она испытывала смешанное чувство сожаления и раздражения. А тут еще с трупом возись.
Мурит уже собрался уходить, но что-то его насторожило. Он обежал взглядом пространство шалаша — хм…
— А шкура где?
— Какая шкура?
— Леопарда.
Обеспокоенность старейшины 'желтых' была вполне объяснима. Шкура — один из главных атрибутов и символов власти вождя. После смерти Зукуна, как полагал Мурит, обязанности главы племени переходили к нему. Так что, на шалаш вождя он смотрел уже хозяйским взглядом. После похорон оставалось лишь соблюсти мелкие формальности.
— А, леопарда, — протянула 'толстушка'. — Так ее Руник забрал.
— Как забрал? — опешил Мурит.
— Так и забрал, — не без злорадства пояснила женщина. — Брат сказал, что теперь шкура его.
— Э-э…кхе-хе, — 'желтый' чуть не подавился слюной. — Как это его? Он чего, того?
Мурит от возмущения не находил слов.
— Ничего не знаю. Сами разбирайтесь.
Трясясь от негодования, старейшина отправился искать Руника. Только теперь он вспомнил то, чему сначала, в суете, не придал особого значения. В голове всплыла картинка: Зукун падает на землю, к нему подбегает Руник, наклоняется… Ну, да, он же снял с шеи вождя ожерелье из клыков леопарда. Мурит тогда еще подумал: зачем он это? Чтобы не пропало? И забыл. То да се, народ снует, женщины визжат. Мурит с воинами почти сразу, как очухались, побежал в лес, чтобы поймать стрелявшего в Зукуна. Но, куда там, того уже и след простыл. А этот жук, оказывается, ожерелье себе прибрал. Чего же он задумал?
Руник сидел со своей жамой на берегу реки и рассматривал оленью шкуру. Видимо, жама собиралась что-то шить для жамуша. Возможно, огушу на зиму. Из оленьих шкур получались самые теплые огуши.
Заметив приближающегося Мурита, Руник нахмурился и отвернулся.
— Солама калама, — поприветствовал Мурит, еле сдерживая злость.
— А, Мурит? — слащаво ответил Руник, делая вид, что только что увидел старейшину 'желтых'. — Калама солама, дорогой. Как поживаешь?
— Хорошо поживаю, — ехидно парировал Мурит. — Пока еще не помер. А ты, я вижу, шкурами интересуешься?
— Да вот, думаю, что сделать. Подстрелил недавно. Сам знаешь, оленя убить нелегко. Не у каждого такая шкура есть.
Муриту во внешне безобидных словах почудился скрытый намек. В число лучших охотников старейшина не входил. Его правый глаз 'украшало' большое бельмо, мешавшее, как следует, прицеливаться из лука. К злости на Руника добавилась обида.
— Главное, чтобы шкура была своя, а не чужая. Не так, как у некоторых.
— Это ты о чем? — вопрос Руника прозвучал небрежно.
— Да о том, — Муриту надоело ходить вокруг да около. — Ты зачем шкуру леопарда забрал?
— Примерить, — спокойно произнес Руник.
— Э-э, — Мурит открыл рот и снова закрыл. — Э-э, зачем?
— Как зачем? Зукун умер, вождя нет. Разве племя может жить без вождя? Значит, я буду вождем.
— Это почему? — заволновался Мурит. — Раз старейшина 'черных' умер, теперь моя очередь быть вождем.
— Твоя очередь весной придет, когда цветы под снегом зацветут. А сейчас лето. Пока наша очередь, 'черных'. Я теперь старейшина рода. Значит, я и вождь племени.
— Нет, — не согласился Мурит. — Никогда такого не было. Всегда по очереди. Раз старейшина 'черных' умер, теперь моя очередь. Верни шкуру на место. И ожерелье верни.
— А этого не хочешь вместо шкуры? — Руник медленно раздвинул указательный и средний палец, засунул между ними большой и поднес к носу Мурита. Тот едва не задохнулся от ярости.
Это был очень оскорбительный жест, означавший, что Руник делает с Муритом то же самое, что и с жамой. Или, даже, с жабью.
— Хрясть, — кулак Мурита заехал Рунику прямиком в противно прищуренный левый глаз. Через мгновение оба старейшины, забыв про приличия, клубком покатились по песку.
— Ой, ой, люди! — заголосила жама Руника. — Ой, что ж такое?! Руника убивают!