Дочь Озара
Шрифт:
— Мне нужна ты, — сказал Вирон. — Будешь мне помогать — ни о чем не пожалеешь. А твой Сиук мне не нужен. Пусть живет. Если выживет.
— Он выживет, — твердо произнесла Вада. — Я его спасу.
'Волк' усмехнулся:
— И зачем он тебе? Не сегодня, так завтра умрет. Посмотри на лицо — омана его вот-вот покинет.
— Не покинет. Я его спасу, — упрямо повторила девушка.
— Ну и ну. Дуры вы, бабы. Или, как это у вас называется? Люба, что ли?
— Любовь.
— Любовь? Ну и словечко. Похоже на морковь, — Вирон был не лишен чувства юмора. — И откуда только такая ерунда берется?
— Это они путников наслушались, — подал голос Руник, принимавший участие в разговоре. — Заходил тут один, зимой, плел всякую чушь. Убивать этих сказителей надо, как шакалов. Только головы молодым забивают всякой дрянью.
— Это не дрянь, — глаза Вады блеснули. — Это правда. Он так рассказывал — заслушаешься. Это ты, Руник, ничего не понимаешь. А люди слушают и… и добрее становятся. И другим рассказывают.
— Ну, этот-то уже больше ничего не расскажет, — 'оппонент' цинично сплюнул.
— Это почему? — поинтересовался Вирон.
— Да так. Убил я его. Подождал за стойбищем и убил, — Руник хищно облизнулся. — Нечего по стойбищам шариться. Зимой и так жрать нечего. А тут еще путники всякие.
Вада отвернулась. Губы ее задрожали.
— Ты Руник, того, иди погуляй, — хмуро сказал Вирон. — Мне тут с Вадой еще потолковать надо.
Руник неохотно отошел.
— В общем, слушай, Вада, — Вирон перешел к сути. — Сделаешь, как скажу, можешь спасать своего Сиука. Если спасешь. Но есть еще одно условие. Ты станешь моей жамой.
Девушка задохнулась. Кровь отлила от щек.
— Зачем тебе? Я тебя… я… все равно тебя…
— Не любишь, что ли? — 'волк' рассмеялся. — Выбрось ты из головы эту чушь. А не выбросишь… Все равно будет по-моему. И Сиук твой… сдохнет, как свинья. Даже в акуд не попадет.
Вада вздрогнула, услышав последнюю угрозу. Не попасть в акуд — это страшно, просто моно. Такого даже врагу не пожелаешь. Этот Вирон — настоящий зверь. Гар — и тот лучше был, хотя и дикарь.
— Ну, решай.
Вождь тяжело смотрел на девушку, будто пытался придавить ее к земле. Вада сглотнула слюну, голос куда-то пропал.
— Ну?
— Я согласна, — прошептала Вада.
Сиук застонал и что-то забормотал. Переход между стойбищами дался тяжело раненному юноше с огромным трудом. Вада и Уна несли его на руках. Помогали и другие женщины. Сиук был единственным мужчиной из племени 'леопарда', кого 'волки' оставили в живых.
Вада зачерпнула ладошкой воду и, приподняв юноше голову, попыталась напоить его. Но тот стиснул зубы и замотал головой. Только губы слегка намочил.
'Ничего, — подумала девушка. — Ничего. Только бы ты выжил. А там мы еще посмотрим'.
К основному разговору Вирон приступил только утром, уже в стойбище 'волков'. Видимо, он считал, что, став его жамой, Вада заслужила особое доверие. Он даже повесил ей на шею волчий клык. А шнурок с клыком леопарда хотел снять, но Вада остановила руку вождя.
— Не надо. Леопард — покровитель нашего племени.
— Вашего племени больше нет, — нравоучительно заметил Вирон.
— Все равно. Я боюсь.
— Ладно. Носи пока. Но после обряда придется снять.
— Какого обряда?
— Сейчас расскажу.
'Волк' грузно присел, раздвинув ноги, на лежанку, покрытую шкурой бизона. Собрался с мыслями:
— Ты знаешь, что в каждой племени вариев два рода. И племенем управляют по очереди старейшины родов.
Вада молча кивнула.
— Так вот. Мне это надоело. Я хочу, чтобы всегда правил один вождь.
— Зачем тебе это?
— Как зачем? Вот, представь себе, — Вирон показал ладонь. — Вот ладонь. Я сжимаю — получился сильный кулак. Единый вождь — единое и сильное племя. А когда нет единого вождя — каждый палец сам по себе, слабая ладонь. И племя слабое.
— А оно должно быть сильным?
— Конечно. Ведь враги кругом. Слабый умирает. Вот в твоем племени, 'леопардов', начали власть делить. И нет больше племени, — Вирон пристукнул кулаком по шкуре бизона. — Поняла?
— Это вы на нас напали, — с обидой произнесла Вада. — А могли и не нападать.
— Не могли. Вы наших воинов убили.
— Это не так было. Ты же знаешь.
— Какая разница: так или не так? — Вирон рассердился. — Все равно рано или поздно кто-нибудь кого-нибудь убьет. Рано или поздно. И начнется война. Человек такой. Он все время должен драться.
— Почему?
— Потому что, если он не будет драться, то будет без дела валяться в своем шалаше. И заниматься всякой ерундой, вроде вашей любы.
— Любви, — поправила девушка. — И чего в этом плохого? Не надо драться. Пусть любовью занимаются. Все.
Вирон захохотал, на глазах выступили слезы.
— Так не бывает… ох… любой…все… Дурочка. Ну, а если не захотят все? Если кто-нибудь придет к тебе в шалаш и захочет тебе убить? Что ты будешь делать? Кричать: не трогай меня?
— Не знаю.
— А я знаю. Иди ко мне.
— Куда? — опасливо спросила Вада.
— Ко мне. Сядь рядом.
Девушка осторожно пододвинулась. Вирон неожиданно взмахнул рукой и резко ударил Ваду ладонью по щеке. Девушка ойкнула и схватилась за щеку ладонью.
— Ты чего? — спросила дрожащим от боли и обиды голосом.
— Подставляй другую щеку.
— Зачем?
— Буду тебя бить. А ты кричи: не трогай меня, не трогай.
— Зачем ты так делаешь?
— Чтобы ты поняла. Я тебя бью, потому что ты слабая. И буду бить, пока ты будешь слабой. Так и с родом, и с племенем. Кто слабый, того и бьют. И так будет до того времени, пока слабый не захочет стать сильным и дать сдачи.