Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
– Разумеется, граф своего кабинета мне не показывал, – сказал он напыщенным тоном. – Я заглянул туда без его согласия. Вот там я и увидел эти списки и план. План, на котором, как я думаю, обозначены бывшие подземные ходы и подвалы крепости. Не исключено, что это тот самый план, который выкрали у библиотекаря. А значит, нельзя исключать и того, что граф и есть тот самый колдун и он, как и монахи, охотится за спрятанными сокровищами.
Симон с удовольствием отметил, как растерянно уставились на него Магдалена с Куизлем.
– Ты обыскивал кабинет графа? – изумленно спросила
– Но никто меня не заметил, – успокоил ее Симон и постарался при этом не вспоминать о пережитом на карнизе.
– Ну? Где же теперь этот план? – спросил палач.
Симон, обрадованный растерянным видом тестя, мгновенно сник.
– Хм, забрать его, к сожалению, не представлялось возможным, – ответил он. – Но я хорошо его запомнил. Там еще слова были начертаны, их я уж точно не забуду… – Он сосредоточился. – Hic est porta ad loca infera. Что в переводе значит…
– Вот врата в подземную часть, – пробормотал Куизль. – Без тебя знаю, умник ты наш. Именно их мы и ищем. Но ты же отыскал, где эти врата находятся?
Симон смущенно пожал плечами.
– Нет, к сожалению. Времени было слишком мало, да и написано все было неразборчиво.
Магдалена вздохнула и улеглась на жесткой скамье.
– У меня это все в голове уже не укладывается! – простонала она. – До сих пор мы считали, что этому ведьмаку нужны только облатки. Поэтому он похитил Виргилиуса, чтобы надавить на его брата, настоятеля. И это ему удалось. Так при чем здесь подземные ходы? Зачем графу их карта? И что прячут там брат Бенедикт и брат Экхарт, будь они оба неладны? Бред сплошной!
Симон промолчал. Он вспомнил о платке с вышитой буквой «А», который нашел возле могилы старого монаха. Они с Куизлем так и не сказали о нем Магдалене, чтобы та не напугалась еще больше. Может, в подземельях монастыря действительно прятался голем – автомат, оживленный с помощью облаток? И как же его теперь остановить?
– На что угодно готов поспорить, что облаток в дароносице уже нет, – сказал палач, потягивая погасшую трубку. – Этот колдун забрал их, как пить дать. Завтра на праздник приор и остальные монахи просто вынесут несколько новых облаток и покажут паломникам. Никто и не заметит.
– И на твоего Непомука повесят убийство Виргилиуса и Келестина. Может, он уже во всем сознался на дыбе… Черт! – Магдалена спешно перекрестилась, осознав, что ругается в часовне. – Теперь, раз нашелся труп Виргилиуса, даже настоятель нам не поможет! Вот что хуже всего!
Симон прикусил губу.
– И Андексская хроника тоже пропала, – прошептал он. – Может, я нашел бы там что-нибудь про эти ходы, но теперь… – Он покачал головой, повернулся к палачу и сочувственно произнес: – Судя по всему, придется вам смириться с участью вашего друга. Даже если мы выясним, что там, в этих туннелях, и для чего колдуну нужны облатки, пока мы не разыщем настоящего преступника, невиновности Непомука доказать не сможем.
Симон беспомощно развел руками.
– И я понятия не имею, как нам это удастся за эти несколько дней перед казнью.
– Я не собираюсь сдаваться! Никогда! – Палач грозно поднялся со скамьи, его могучее тело отбросило длинную тень на стены часовни. – Проклятие! Я знаю, что Непомук еще не признался. Чувствую это каждой косточкой! Мы слишком долго друг друга знаем. Но вам, молокососам, этого не понять.
Он зашагал к выходу, но потом обернулся еще раз.
– И знайте, что я собираюсь делать теперь. Я буду думать. И что-нибудь да придумаю. Скорее четвертованного сошьют обратно, чем я брошу друга в беде. Счастливо оставаться!
Шаги палача гулко отдавались по тропе, пока он шел вдоль монастырской стены, и вскоре Симона с Магдаленой вновь окутала тишина.
Через некоторое время лекарь прокашлялся.
– Магдалена… – начал он нерешительно. – Знаю, в последнее время тебе и детям нелегко пришлось…
Женщина отвернулась, ей вдруг понадобилось поправить платок и волосы.
– Можно бы и погромче, баран ты упрямый! – проворчала она. – Я уж решила, что без мужа осталась. С Маттиасом дети лучше ладят, чем с собственным отцом.
Симон почувствовал тяжесть на сердце.
– Послушай, мне очень жаль, – ответил он. – Просто все это выше моих сил, наверное. Эти ужасные убийства, твой вечно хмурый отец, а теперь еще и графский сын…
– Мальчику хотя бы лучше? – тихо спросила Магдалена.
Симон пожал плечами.
– Я дал ему иезуитского порошка, который отыскал в аптеке. Все остальное в руках Господа. – Лекарь вздохнул. – Если мальчик умрет, то меня, наверное, постигнет та же участь. Но я и думать об этом не хочу. – Он нерешительно улыбнулся. – По крайней мере, теперь я разгадал наконец, в чем секрет этой проклятой эпидемии.
– И в чем же там дело? – полюбопытствовала Магдалена.
Симон заметил, что обида ее постепенно начала проходить, и почувствовал облегчение. Все становится преодолимым, если держаться вместе.
– Ну, думаю, я теперь знаю, чем вызвана болезнь, – ответил он наконец. – Хотя мертвых это, конечно, уже не вернет. Но теперь мы хотя бы знаем источник этой заразы и сможем как-нибудь ей противостоять. Надеюсь, Шреефогль сумел выяснить все подробнее.
Симон шепотом поделился с ней своими догадками, а Магдалена тем временем пододвигалась к нему все ближе и в конце концов прильнула, словно маленькая девочка, к его плечу.
– И ты считаешь, что все люди заболели от этого? – спросила она с сомнением.
Симон кивнул.
– Многое указывает на это. Я читал об этом в книге того итальянца Фракасторо. Он описывал те же симптомы.
– Тогда остается надеяться, что мы скоро изловим этого негодяя.
Магдалена прижалась к нему, и Симон почувствовал, как она дрожит. Стояла уже середина июня, однако ночи были еще непривычно прохладные. Лекарь снял с плеч свой плащ и заботливо укрыл им жену.
– Идем к Михаэлю, пора спать, – сказал он и помог Магдалене подняться со скамьи. – Завтра Праздник трех причастий. И не знаю почему, но я уверен, что все эти события как-то связаны с праздником. Словно бы колдун этого дня только и ждет.