Дочь партизана
Шрифт:
Я вошел в дом и будто новыми глазами увидел обвисшую проводку, замызганный туалет, где сквозь обвалившуюся штукатурку зияла дранка, скрипучую лестницу в подвал, не знавшую дорожки, и причудливые граффити на стенах, оставленные прежними обитателями.
– Где Роза? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Боб Дилан. – Уехала.
– Уехала?
– В прошлые выходные. Прикатил большой фургон, они с каким-то верзилой загрузили вещи и отбыли. Понятия не имею куда. Знаю только, что до этого она сидела у себя и плакала.
– Плакала?
– Дверь не открывала.
– Ничего я с ней не сделал, – опешил я.
– Видимо, сделал. Она только сказала, что среди ночи ты заявился пьяный и вел себя мерзко. – ВБД покосился на меня неприязненно. – Ты ей очень нравился. Часто это говорила.
– Она не оставила какого-нибудь адреса? Куда можно написать?
– Нет. Почта приходит, и я не знаю, что с ней делать. – ВБД кивнул на кучку писем на полу.
Я их поднял и проглядел.
– Тут письмо для Дубровки, – удивился я. – А еще для Йосипы и Саши.
– Все Розе. Вон еще письмо для Марии.
– Зачем ей столько разных имен?
– А ты знаешь, как ее взаправду звали?
– Что значит – взаправду?
ВБД глянул искоса:
– Я вот сомневался, что знаю ее настоящее имя. Здесь она проживала как Шэрон Дидзбери. Я, как тебе известно, числюсь Джоном Хорроксом. Скульпторша-невидимка, которая вроде как обитает наверху, значится как Рути, хотя ее зовут Аманда. Полный дом подозрительных личностей. О Розе я знаю лишь то, что она сама рассказала.
– Она рассказывала то же самое, что и мне?
– Откуда я знаю?
– Она говорила, что переспала с отцом, а под кроватью у нее черный чемодан, набитый деньгами?
– Да, это говорила. Правда, в чемодан я не заглядывал.
– А что однажды ее похитили?
– Подвальные насильники? Да, об этом тоже. А тебе рассказала, что одного она убила?
Я покачал головой:
– Говорила, мол, купила нож, но этого человека больше не видела. Про убийство словом не обмолвилась.
Бод Дилан усмехнулся:
– Мне она сказала, что мужик все-таки пришел в клуб и она его крепко напоила, а потом усадила в такси и отвезла в порт, заранее присмотрела заброшенный пакгауз. Села на корточки, будто собирается отсосать, и зарезала гада. Мол, как раз получился нужный угол удара. Главное, говорила, чтоб был нужный угол. Беспрестанно его поминала. Я так понял, почерпнула из отцовских рассказов.
Я оторопел:
– Вот как? Может, не хотела меня пугать? Потому и не рассказала. Нож-то она показывала.
– Очень острый.
– А в полицию заявить ты не думал?
– Мысль мелькнула. Но я к себе прислушался и понял, что если даже это правда, то мне хмыря не жалко.
И тут я вдруг разуверился во всех Розиных историях. Мне как будто дырявили кишки. Я не знал, что делать и что говорить.
– О жильцах этого дома знаешь лишь то, что тебе расскажут, – сказал Боб Дилан. – Вот я могу назваться внебрачным сыном персидского шаха, и поди знай, правду
– Но зачем тебе?
Боб Дилан глянул сочувственно:
– Вот ты гораздо старше меня, а чего-то не понимаешь, а? Все сочиняют байки, чтобы казаться интереснее. Бывает, делают что-то, лишь бы потом нашлось о чем рассказать. Я сам так поступал. Роза тебя завлекала, чтобы ты возвращался. Похоже, все ее рассказы, которые я слышал, были генеральной репетицией перед встречей с тобой. Ты уж сам пораскинь мозгами, зачем ей это понадобилось.
– Почему-то раньше нам с тобой не удавалось поговорить, а? – сказал я.
– У меня есть кой-какие байки, но ты в меня так не втюришься, чтобы их слушать, – ответил ВБД.
– Мне тут в голову пришло, жалко, что нельзя познакомить тебя с моей дочерью. Она вот тоже обожает Боба Дилана. С таким кавалером я бы смирился. Хотя могу и познакомить, если не проболтаешься, что я сюда приходил.
ВБД усмехнулся:
– Благодарю за комплимент, но, если честно, у меня и без твоей дочки полно забот. С Сарой бы разобраться.
Он подал мне письмо – из тех, что лежали под дверью. Темно-желтый конверт с пятьюстами фунтами. На нем надпись: «Крису».
В конверте вместе с деньгами лежала записка. На розовом листке в клетку, словно из тетради по арифметике, синей шариковой ручкой были выведены аккуратные буквы: Mislila sam da me volis.
Я показал записку ВБД, но он пожал плечами:
– Наверное, на сербскохорватском.
– По-моему, сербский алфавит, как у русских. А тут нормальные буквы.
– Кажется, хорваты пишут латиницей.
– Она терпеть не могла хорватов.
– Ну и что? Иногда я не выношу англичан. Хотя сам англичанин. И потом, всякий образованный серб сумеет написать латиницей.
Я еще много раз наведывался к ВБД – узнать, нет ли от Розы вестей, – но все напрасно. Груда писем росла. Теперь я жалею, что их не забрал, – прочел бы, отдал переводчику. Но вот не забрал, запоздало проявил тактичность. Однажды исчез и Боб Дилан. Не представляю, куда он делся и что с ним сталось. Даже не знаю, как его звали-то. Известно только, что в домовой книге он числился Джоном Хорроксом и порой надевал огромные мокасины своего предшественника.
Долгие годы я тщетно искал Розу – наводил справки, посылал запросы в посольства и даже в Загребский университет. На поиски легко истратил гораздо больше пятисот фунтов. Несколько раз съездил в Югославию – вместе с женой, которая наши поездки считала странным отпуском. Я много узнал об этой стране и уже считал себя почетным югославом. Я сильно переживал из-за смерти Тито, все думал, каково Розе. Через восемь лет вновь о ней тревожился, когда албанцы поднялись на косовских сербов и все стало рушиться карточным домиком. Лишь бы ее не накрыло этим шквалом неистовства, а потом этой сокрушительной волной национальной депрессии, думал я, ибо Сербия стремительно съеживалась. Еще я думал, сохранила ли она хоть какие-нибудь теплые воспоминания обо мне.