Дочь пирата
Шрифт:
— Мы живем там, — сказала Крикет.
— Кто это «мы»?
— Тридцать Капитанов. Мой отец — один из них. Я назвала Четыре Сабли республикой. Это не так. Вернее будет сказать, что это олигархия. Мы владеем кораблями, мы планируем операции, мы делаем деньги, мы устанавливаем правила.
— А что насчет всех остальных? — Уилсон опустил бинокль и показал на трущобы.
— Это в основном беженцы. Они бежали от гражданской войны в Бупанде. Они не входят в Братство.
— Так кто же они?
Крикет пожала плечами, в глазах вспыхнул жестокий огонек:
— Пушечное мясо.
3
Ошеломленный
— Ты позеленел, — заметила Крикет.
— Я чувствую себя хорошо, — возразил Уилсон и поморщился от звона в ушах.
— Мне нужно кое-чем заняться, дел пятнадцать, не больше, — сказала Крикет. — Вот… — Она вынула из спортивной сумки никелированный пистолет и сунула Уилсону за пояс джинсов. — Если к тебе кто-нибудь будет приставать, стреляй. — Она ушла.
Уилсон сел на поломанную грузовую клеть и стал смотреть на потную, мускулистую массу докеров и пиратов. Он попробовал сосредоточиться, и его поразила печальная мысль — скорее всего убежать домой с этого Богом забытого острова не удастся. От этой мысли его затошнило. Он зажмурился, борясь с тошнотой. Одолев ее, он открыл глаза и увидел колонну негров. Около сотни мужчин и женщин шли каким-то странным шаркающим шагом. Когда колонна приблизилась, Уилсон услышал звон металла. Люди были прикованы друг к другу; цепи шли от шей к запястьям и лодыжкам. Охранники, как погонщики скота, с помощью автоматов и палок гнали колонну в сторону бетонного здания, похожего на ангар. В течение тридцати минут мимо Уилсона проследовало десять таких колонн. На лицах пленников стыло отчаяние, и Уилсону не понадобилось много времени, чтобы понять: эти человеческие существа попали в лапы нелюдей, практикующих омерзительное древнее ремесло.
Через час вернулась Крикет, Уилсон поднялся навстречу ей на слабеющих ногах. Пистолет выпал и запрыгал по мостовой.
— Эй! — возмутилась Крикет. — Поосторожней! — Но, заметив выражение его глаз, умолкла и сложила руки на груди.
Серебристый пистолет поблескивал между ними на грязном бетоне.
— Рабы, — выдохнул Уилсон.
— Я думала, ты знаешь, — сказала Крикет, избегая смотреть ему в глаза.
— Откуда они? — спросил Уилсон. Крикет пожала плечами:
— Преимущественно из Бупанды.
— И куда они их гонят? Она кивнула на ангар:
— Пока в барак, там проводятся аукционы.
— Бог мой! — По спине Уилсона пробежал холодок.
— Так обстоят здесь дела, — мягко произнесла Крикет. — Мне это тоже не нравится, но я ничего не могу поделать. Пиратством много не заработаешь: слишком рискованное занятие. Мы лишь периодически осуществляем мероприятия, подобные захвату яхты Акермана, операции тщательно планируются, на объект заранее внедряется агент вроде меня или Нугу. Обычно же проводятся рейды на бупандийское побережье. Мы ловим негров, привозим сюда и выставляем на продажу.
Теперь тьма окутывала вершину холма подобно запекшейся крови.
— Как ты можешь спать по ночам, зная все это?
— Я и не сплю. Вот почему ты мне нужен. — Крикет обняла его за шею и поцеловала. — Есть какой-то выход из
Уилсон позволил отвести себя через ворота в проволочном ограждении к автомобилю. Это был «фольксваген» без бамперов и ветрового стекла, но с заводской пурпурной окраской и переводной картинкой в виде корзины с цветами, популярной в конце шестидесятых годов. Мустафа, держа дробовик на коленях, сидел впереди, на месте для пассажира. Желтые глаза подозрительно наблюдали за Уилсоном, тяжко залезающим на заднее сиденье.
— Привет! — сказал Уилсон ни с того ни с сего. Мустафа, постукивая двумя пальцами по прикладу дробовика, ответил вполголоса:
— В другой раз.
Крикет села за руль и включила сцепление. Драндулет загромыхал по выбоинам и вскоре, повернув налево, выехал на широкую улицу, ведущую на вершину холма. По обочинам смутно вырисовывались лачуги бедняков. У Уилсона, вспомнившего сумасшедший кубистский город из фильма «Кабинет доктора Калигари», разболелась голова. Дорогу освещали неведомые созвездия и автомобильные фары. Время от времени на глаза Уилсону попадались голодные лица, лица людей, о которых можно было с полным правом сказать, что они нищи, как церковные крысы. Большеголовые истощенные дети лежали в грязи вокруг костров, сложенных из разного деревянного мусора. В мелких лужах гнили животные. Вонь стояла нестерпимая.
— Они переправляются через пролив на плотах, сделанных из старых камер, или на бочках из-под масла, — сообщила Крикет, перекрывая шум мотора. — Наиболее здоровых мы загоняем в барак и продаем, но они все равно продолжают приплывать. Рабство им милее, чем массовая резня в Бупанде.
Уилсона бросало то в жар, то в холод, боль в коленях стала настолько невыносимой, что он с трудом дышал. Голос Крикет то усиливался, то пропадал, как звук в испорченном радиоприемнике. Потеряв сознание, он упал на рваную обивку сиденья, словно войдя в грязную воду, опустился на дно цвета человеческих несчастий.
4
На карнизе, за противомоскитной сеткой, сидела обезьянка и чирикала, как птичка. Она была размером с белку: шелковистая оранжевая шкурка, черный хвост и черный хохол на макушке, как у индейца-могавка. Обезьянка ела манго, она быстро и нервно откусывала кусочки, поворачивая лапками зеленый фрукт, — так человек обгладывает початок кукурузы. Уилсон наблюдал за обезьянкой, пока нестерпимая боль не взяла свое. Он с трудом перевел дыхание. Обезьянка выронила лакомство, изобразила на мордочке удивление и завыла, как сирена. По мощности звук, пожалуй, превосходил свой источник раз в десять.
— Черт бы побрал этих обезьян-ревунов! — услышал Уилсон мужской голос из соседней комнаты. Он попробовал оглянуться, но не смог из-за боли в суставах. Когда он снова посмотрел за окно, обезьянки и след простыл.
В комнату вошел высокий сутулый мужчина в белом, хотя и грязноватом, докторском халате. Это был европеец лет сорока. Продолговатое лицо, редкие каштановые волосы, пористый нос, столь крупный, что в него можно вогнать целый грузовик. Мужчина сел рядом с кроватью, и Уилсон почувствовал сильный запах перегара. Мужчина сначала приложил мягкую руку ко лбу Уилсона, затем осмотрел глаза и простукал грудную клетку.