Дочь Пожирательницы грехов
Шрифт:
Я ответила после паузы:
– Я пела и исполняла долг Донен.
– И все? Тебя учили танцевать или играть на арфе? Учили читать?
– Не было времени, - сказала я, и он нахмурился.
– Конечно, нет. Думаю, расправа над предателями истощает. Повезло, что в этом месяце тебе некого казнить. Пока что.
Он хмурился, челюсти были сжаты от злости или отвращения. Мое лицо снова вспыхнуло. А потом он вздохнул и отодвинул свою тарелку.
– Прости меня, - он поднял графин и наполнил свой бокал. – Что случилось с детьми, что смеялись над пухом одуванчиков? – тихо сказал он. – Думаешь, они пропали навеки?
Я
Через миг он щелкнул пальцами, призвав Лифа, и тот убрал наши тарелки. Может, Лиф потом отчитает меня за то, что я не поела. Он вернулся вскоре с другой едой: птица, фенхель, лук-шалот, пастернак, и все было под соусом.
Мерек не говорил, не смотрел на меня, а методично резал и ел, отпивал из бокала, и я следовала его примеру, радуясь занятию. Когда он отложил нож, я тоже так сделала, хотя на тарелке еще была еда.
– Хочешь, чтобы я ушел?
– Ваше высочество?
– Мерек! Я просил называть меня так. Если и говоришь со мной осторожно, хоть называй по имени при этом. Ты ведь будешь моей женой, зови меня Мереком.
Посреди его вспышки я услышала, как Лиф вошел, но дверь быстро закрылась за ним, он вышел, и я оглянулась, не зная, сколько он услышал.
– Простите, - сказала я. – Я не знаю, как…
– Как что? Говорить со мной? Просто говори. Не бойся, прошу. Мы ведь помолвлены? Мы можем говорить друг с другом, доверять. Боги, нам должно быть хорошо вместе! Я знаю, какая роль у Донен, Твайла! Я изучал ее, и я знаю, что ты делаешь.
Я кивнула, жалея, что не сказала ему уйти. Я не хотела говорить об этом ни с кем.
– Тебе не нравится это, - сказал он плоско, и я подняла голову. – Казни. Я не виню тебя. Мама приказала тебе делать так, и это тебе не нравится. Она знает.
Я была удивлена. Я не говорила об этом после казни Тирека, так мне казалось.
– Я просил ее прекратить, - сказал он. Я была потрясена его признанием, смотрела на него большими глазами. – Она этого не сделает, - продолжил он. – До свадьбы – точно. Это долг Донен, но… - он замолчал, открыл рот и склонился, а я ждала. Он покачал головой, не договорив. Вместо этого он снова поднял бокал. – Не вини себя за это. Они – предатели. Мы будем отдавать приказы о смертях, когда будем править.
– Знаю, - сказала я. – Но дело не в том. Не только в том.
– Тогда что?
– Это грех? – спросила я осторожно. – Разве не грех – забирать жизнь, несмотря на причину?
– Не понимаю.
– Когда моя мама Пожирала грехи старого ката, ей пришлось есть ворону. Грех убийства. Я не хочу, чтобы моя сестра… - я замолчала и подняла бокал с вином.
– Не хочешь, чтобы сестра ела за тебя ворону, - сказал он, и я кивнула.
– Не хочу заставлять ее делать это, - я не знала, что именно имела в виду. Говорить о Мэрил и думать было больно. Она была моя больше, чем мамина. Каждый раз, когда буря задевала наш дом, она пряталась у меня, и я прижимала ее к себе, пока она дрожала от страха. Я помогала ей с царапинами. Я натирала ей десны гвоздикой, когда у нее росли зубы. Я укладывала ей волосы, чтобы они обрамляли ее лицо. Моя сестренка была красивой, светловолосой, мило улыбалась, и между передними зубами была маленькая щель. Она была солнцем, счастьем и радостью, и я плакала без нее весь первый год в замке. И только из-за нее я сносила все, что просила меня делать королева.
– Ты скучаешь по сестре? – сказал Мерек, и я кивнула. – А по маме?
Я подбирала нужные слова.
– Для нее Пожирание грехов важнее. Мы заботились о себе сами. Когда она не работала, то была в комнате, думала о поглощенных грехах.
А жители деревни сцепляли пальцы из-за нас, чтобы отогнать беду, когда мы проходили мимо. Я помнила взгляды других детей, когда родители уводили их от нас. Я думала о ночи, когда моя мать родила сестру, к ней не пришла повитуха, и мне пришлось помогать. Я помнила кровь и вонь испражнений, и как мать выла, как олень на охоте. Я видела, как содрогается плоть на ее ногах, пока она тужится, и как я ловила рождающуюся Мэрил. Она увидела мое лицо первым, я очищала ее глаза, вытирала голову. А теперь я могла даже не узнать ее в толпе. Ведь я оставила ее, хоть это и было ради еды и денег для них, это делало ее следующей Пожирательницей грехов. Это была бы я, но я ушла. Мама осталась.
– У нее есть работа, - добавила ее. – Ее роль.
Он смотрел на меня и медленно кивнул.
– Я же говорил, что мы похожи?
– Вы – жизнь для вашей матери, - сказала я ему. – Она восхищается вами, вы должны это знать. Она живет ради вас.
– Она старается жить ради меня, - он исказил мои слова.
– Я не о том…
– Я знаю, - он снова поднял бокал и нахмурился, поняв, что он пустой. – Как зовут твоего стража?
– Лиф.
– Лиф, - позвал он. Лиф открыл дверь, вежливо вскинув брови. – Мы закончили. Убери тут. Твайла, хочешь десерт?
Я покачала головой, смутившись от того, что он говорил с Лифом.
– Хорошо. Убери тарелки. И принеси больше вина.
Я чувствовала, что Лиф неохотно слушается, хотя Мерек не заметил этого. Когда вино принесли, а тарелки убрали, он снова поднял бокал.
– О чем ты мечтаешь, Твайла?
– Н-ни о чем. У меня все есть.
– Не верю. У тебя должны быть мечты. Они у всех есть.
– Я хочу… быть счастливой, - сказала я, понимая сразу, какую глупость произнесла.
Но, к моему удивлению, он кивнул с улыбкой.
– Я тоже хочу быть счастливым.
* * *
Он не задерживался, мы не говорили больше о смерти и мечтах. Зато рассказал о рисунках, об уроках из детства. Я озвучила свою тревогу за Дорина, и он пообещал посмотреть, что с ним, обеспечить нужными лекарствами. Так с ним говорить было проще, и если таким будет наш брак, я легко его вынесу. Когда он допил вино, он позвал Лифа, чтобы тот привел его стражей и слуг, чтобы те убрали стол и стулья из моей комнаты.
Мы тихо стояли бок о бок и смотрели, как служанки смешно уносят бокалы, свечи и вазу. Два стража Мерека унесли стол и стулья, а потом вернулись и с помощью Лифа переставили к окну мой комод. Когда они закончили, они повернулись к Мереку.
– Ждите меня снаружи, - приказал он, и они ушли, Лиф плелся за ними.
– Тебе понравился вечер, Твайла? – спросил он.
– Да, Мерек, - сказала я.
– Врешь, - тихо пожурил он. – Но станет проще.
Он поклонился мне, а потом ушел, дверь осталась открытой, и я смотрела, надеясь, что он прав.
Появился Лиф, он раздвинул полог моей кровати. Он расправил скатерть на прикроватном столике, зажег свечи, но движения его были резкими.
– Спасибо, - мягко сказала я.
Лиф проворчал: