Дочь регента
Шрифт:
— Примите, сударь, мои комплименты, — сказал Гастон, — вы человек очень изобретательный.
— Благодарю за комплимент, сударь, но мне очень бы хотелось узнать, что за книгу вам прислали и что написано на бумаге, прикрепленной к горшочку?
— Сударь, это томик Вергилия.
— Да, это тот самый, она мне его обещала! — воскликнул голос, и в нем послышалась радость, что удивило шевалье, не понимавшего, как можно с таким нетерпением ожидать Вергилия.
— А теперь, сударь, — сказал узник с колокольчиком, — перейдите, прошу вас, к горшочку.
— Охотно, — сказал Гастон и прочел:
«Господин шевалье!
Я узнала от помощника коменданта, что Вы занимаете камеру на втором этаже и Ваши окна расположены под моими. Узники должны помогать друг другу, варенье съешьте, а прилагаемого Вергилия передайте через камин шевалье Дюменилю, окна камеры которого выходят только на двор».
— Вот этого я и ждал, — сказал узник с колокольчиком, — меня еще за обедом предупредили, что я получу эту весточку.
— Так вы, сударь, шевалье Дюмениль? — спросил Гастон.
— Да, сударь, и ваш покорный слуга.
— А я — ваш, — ответил, смеясь, Гастон, — вам я обязан горшочком варенья, и поверьте, я этого никогда не забуду.
— В таком случае, сударь, соблаговолите отвязать колокольчик и привязать на его место Вергилия.
— Но если у вас не будет колокольчика, — сказал Гастон, — вы не сможете читать.
— О, не беспокойтесь, сударь, — ответил узник, — я смастерю себе другой фонарь.
Гастон полностью полагался на изобретательность своего соседа, которую тот так блистательно доказал, поэтому он поспешил навстречу его желаниям: он взял колокольчик, поставил его на горлышко пустой бутылки и привязал к шнурку Вергилия, заботливо положив в томик выпавшее оттуда письмо… Шнурок тут же радостно взвился вверх.
Просто удивительно, насколько в тюрьме неодушевленные предметы начинают казаться живыми и наделенными чувством!
— Благодарю вас, сударь, — сказал шевалье Дюмениль, — а теперь, если вы собираетесь отвечать соседу снизу…
— То я свободен? — спросил Гастон.
— Да, сударь, хотя предупреждаю, что вскоре я обращусь к вашей любезности.
— Я в вашем распоряжении, сударь. Так что вы говорили мне о буквах алфавита?
— Один удар — А, двадцать четыре — Z.
— Благодарю вас.
Шевалье стукнул один раз рукояткой метлы в пол, чтобы предупредить своего соседа снизу, что он готов начать с ним разговор; сосед, несомненно с нетерпением ожидавший этого сигнала, тут же ответил таким же стуком. После получасового стучания с той и другой стороны узники сумели сказать друг другу следующее:
«Добрый вечер, сударь, как вас зовут?»
«Добрый вечер, сударь, меня зовут шевалье Гастон де Шанле».
«А меня маркиз де Помпадур».
Во время этого диалога Гастон повернулся к окну и увидел, что за решеткой конвульсивно дергается веревка.
Он три раза подряд ударил в пол, приглашая к терпению, и вернулся к камину.
— Сударь, — сказал он Дюменилю, — я имею честь сообщить вам, что веревка за окном, по-видимому, ужасно скучает.
— Попросите ее потерпеть, сударь, через секунду я буду к ее услугам. Гастон проделал с потолком те же действия, которые он до того проделал с полом, потом вернулся к камину. Через секунду Вергилий спустился.
— Сударь, — сказал шевалье Дюмениль, — будьте добры привязать Вергилия к веревке, она ждет именно его.
Гастон проявил любопытство и посмотрел, ответил ли шевалье мадемуазель де Лонэ. Он открыл Вергилия: письма в книге не было, но несколько слов было подчеркнуто карандашом, и Гастон сумел прочесть: meos amores и carceris oblivia longa note 8 . Он понял этот способ переписки, заключавшийся в том, что в книге выбиралась какая-нибудь глава, и в ней подчеркивались отдельные слова; составленные вместе, эти слова передавали мысль. Шевалье Дюмениль и мадемуазель де Лонэ избрали как соответствующую обстоятельствам и дающую им наибольшую возможность подбирать слова, звучавшие в унисон их сердцам, четвертую книгу «Энеиды», которая, как известно, повествует о любви Дидоны и Энея.
Note8
Моей любви… долгое забвение пленения (лат.)
— Так, — сказал Гастон, привязывая Вергилия к веревке, — кажется, я превратился в почтовый ящик.
Потом он тяжко вздохнул, подумав, что у него нет ни малейшей возможности что-либо сообщить Элен, и бедная девушка совершенно не знает, что с ним произошло. Эти мысли вызвали в нем еще большее сочувствие к любви мадемуазель де Лонэ и шевалье Дюмениля, а потому он вернулся к камину.
— Сударь, — сказал он, — вы можете быть спокойны, ваш ответ дошел до назначения.
— Ах, тысячу благодарностей, шевалье, — ответил Дюмениль, — теперь еще одно слово, и я дам вам спокойно спать.
— О, не стесняйтесь, сударь, я уже немного вздремнул, говорите что вам угодно.
— Вы поговорили с вашим соседом снизу?
— Да.
— Кто он?
— Маркиз де Помпадур.
— Так я и думал. А что он еще вам сказал?
— Он поздоровался со мной и спросил, как меня зовут, но на большее времени у него не хватило. Это остроумный способ сообщения, но не быстрый.
— Нужно пробить дыру, и тогда вы будете говорить напрямую, как мы с вами.
— Пробить дыру? А чем?
— Я вам одолжу нож.
— Спасибо.
— Даже если это вас просто развлечет, то это уже кое-что.
— Давайте.
— Вот он.
И нож через дымоход упал к ногам Гастона.
— А теперь вернуть вам колокольчик?
— Да, а то завтра утром войдут мои сторожа и заметят, что его нет, а вам, я думаю, свет не нужен, чтобы поговорить с Помпадуром.
— Конечно, нет.
И колокольчик, по-прежнему в образе фонаря, опять был поднят через камин.
— Теперь, — сказал шевалье, — вам нужно чем-нибудь запить варенье, пришлю-ка я вам бутылку шампанского.