Дочь реки

Счастная Елена

Неожиданно встретить гостей вышел не князь и даже не старшины. Беляна выбежала на крыльцо, кутаясь в свиту, поддергивая ворот к самому подбородку. Что-то сказала вышедшей за ней Драгице, окинула взглядом двор, где уже начали собираться любопытствующие. А после Грозе махнула рукой, подзывая.

— Иди, — чуть подтолкнул Рарог. — Мы тут справимся. Не перебьют же нас, в самом-то деле.

Она медленно пошла к крыльцу, силясь по лицу княжны понять, что ждет ее в темных стенах.

— Здравствуй, Гроза, — Беляна даже улыбнулась чуть.

— И

тебе поздорову, — Гроза кивнула. — Только я бы с отцом твоим говорить хотела.

— Поговоришь еще. А наперво пойдем, отогреешься после дороги. Сбитня горячего выпьем.

Они дошли до женского терема под привычным присмотром Драгицы. Но наставница заходить в горницу княжны не стала — к себе пошла: нарочно решила оставить из вдвоем. Гроза огляделась в знакомой хоромине: будто ничего тут не поменялось с тех пор, как Беляна в девичестве жила. И только одно заметила, когда скинула та свиту: что уже округлился живот. Заметнее, чем у самой Грозы, хоть и ей все сложнее становилось скрывать. Стало быть, не терял Любор времени даром: как только Беляна с ним оказалась, поспешил права свои закрепить. Да только вон чем все обернулось.

— Как ты, Беля? — Гроза присела на скамью у стола, на котором лежало рукоделия разного много.

И для дитя уже что-то шила помалу княжна. Готовилась, хоть срок еще немалый носить. До весны.

— Как я могу быть? — та передернула плечами, сбрасывая платок с головы. Две светло-русые косы упали на плечи: обрезать не заставили, хоть и могли. — Сижу, коротаю свой век. Скоро, даст Лада, стану матерью — там другие заботы пойдут.

Может, и правда станет все так.

— Отец найдет тебе хорошего мужа. Опору, — осторожно проговорила Гроза, не зная еще, чем поддержать подругу.

Кажется, и развела их жизнь в разные стороны. А вот все же осталась нить, что до сих пор связывает.

— Как семь лет пройдет — может быть, — бесцветно ответила Беляна, наливая в кружку еще исходящего паром сбитня.

И правда — горячий, согревающий. Такой знакомый — снова — приготовленный руками здешних поварих. И мгновения эти, воспоминания, кололи, словно рассыпанные под обнаженной спиной бусины. Поднимали муть со дна души. Теплую, приятную, но ненужную, обманно застилающую нынешнюю жизнь.

Гроза с Беляной посидели за тихим разговором. И нечего было особо княжне рассказать. После того, как погиб Любор, она и жить не жила толком. Все вину свою лелеяла внутри, что отчасти виновата в том, что так все закончилось. Да вот только недавно мысли смурные оставила, как начала чувствовать в себе жизнь. Как дите начало толкаться и тем о себе напоминать. О том еще, что жить ей все ж надо — ради него хотя бы. И оттого Грозе неловко было о себе рассказывать: что было у нее все хорошо, кабы не память о том, что она по-прежнему княжья меньшица. И люди даже перестали кривотолки носить от двора к двору. Коситься вскоре перестали: смирились.

Гроза то и дело поглядывала в сторону лишь на узкую щель приоткрытого оконца. Все понять хотела, что сейчас во дворе деется. Было тихо почти: голоса только едва доносились. А тут вдруг шаги прогремели за дверью — и челядинка заглянула.

— Грозу Ратиборовну князь к себе просит, — выдохнула, оглядевшись зорко.

Гроза встала и, оставив пустую уже кружку на столе, словно не на своих ногах пошла за челядинкой, вновь накидывая на плечи свиту, да не подпоясывая. Та проводила мало до мужского терема, а там оставила — да и самой дойти можно, конечно. Чай не обеспамятела.

Скоро Гроза вошла в хоромину, которую и вспоминать никогда бы не хотела больше. Оглядела от стены до стены: князь сидел за столом полубоком, опустив на него один локоть. С той стороны, какой был к ней повернут, не было ожогов, хотя уже довелось наслушаться о том, что на самом деле у правителя едва не половина лица изуродована. Да мало верилось. Люди, они любят выдумывать то, чего нет, особенно если сами не видели. А те, кто болтал о том, едва ли хоть раз в жизни князя встречали.

— Проходи. Чего остановилась? — ровно произнес Владивой. — Не съем тебя. Хотел бы — и в Кременье тебя сумел достать.

— Значит, не хотел? — Гроза прошла дальше, невольно кладя ладонь на уже чуть выступающий живот. Только-только стало заметно его и через поневу и навершник. Одна только свита могла скрыть.

Князь повернул к ней голову. Окинул взглядом с головы до пят, остановившись на талии. Гроза только и увидела, что на шее его неровности кожи, еще плохо зажившие. А вот лицо совсем не пострадало, кажется. Осталось все таким же резко высеченным, твердым и притягательным. Наверное, никогда до конца она не сумеет отбросить это странное притяжение, что однажды возникло между ними и заставило натворить много ошибок.

— Ты очень красивая, Гроза, — зачем-то сказал Владивой. Встал и подошел. Остановился напротив, склонив голову. — Сейчас еще краше стала.

— Отпусти меня, Владивой. Совсем отпусти, — она поднялась ладонью от живота к груди. Сжала пальцами бусину прохладную, стеклянную.

Рарог мог ей и такие купить. Пусть не так часто, как князь. Да добра от находничьей жизни у него много припасено оказалось.

— Обряд на капище хочешь? — поинтересовался Владивой, словно в этом было что-то необычное.

Она кивнула.

— Не вышло из меня для тебя хорошей жены. Я чуть не погубила тебя. Хочу вольной быть от твоих оков. И чтобы ты был волен. Ты князь. Ты должен сильным быть и мыслить ясно. Я не хочу быть дурманом. Отпусти.

Он протянул вдруг руку. Гроза посмотрела на нее, не зная, что делать. Замерла, задыхаясь в стуке взбудораженного сердца, рассматривая изгибы его ладони, тонкие линии, что переплетались так хитро, тянулись длинно и уверенно от края до края. Гроза опустила свою кисть на нее. Владивой подержал немного, словно взвешивая, поднес к губам, коснулся легонько самых кончиков пальцев, а после, стянул супружий перстень, который Гроза надела только лишь для встречи с ним. А до того не носила долго.