Дочь Революции

Карнов Тихон

Один за другим закрывались прибрежные жилые комплексы. То тут, то там открывались очаги Воздействия: среди умерших обнаруживалось немало манифестантов, чьи тела посмертно выделяли элегию неизмеримыми объёмами. Справиться с таким объёмом работы не могли даже столичные крематоры — иной раз выдыхаемый ими огонь разрастался в пожары, и некоторые районы Градемина превращались в пепелище.

Однако, какие бы ужасы ни происходили в столице, карантин не объявляли. Людей, впрочем, на улицах было уже не так много: туристы, как и многие местные жители, покинули город, а основная масса оставшихся предпочла

сидеть по домам. В этот период наибольший расцвет получили службы курьерской доставки. Даже у Нины, распространительницы табачной продукции, адресов за день набегало столько, что на ногах она проводила не меньше восьми часов.

Когда Нина проходила мимо Доннагартен, её взяла оторопь. Перед входом, точно десятиметровым монументом, стояли белоснежные гробы. Будь вокруг снег, они бы слились с местным пейзажем, но кровь делала своё дело. Рядом с ящиками расположились погрузочный кран и грузовик, который ещё продолжали разгружать. Вход на станцию охраняли четверо охотников, в то время как облачённые в химзащитные рясы крематоры заносили гробы внутрь.

— Девушка, — пренебрежительно обратился к посыльной один из охотников и, придерживая Lethe одной рукой, второй помахал в сторону, — проходите. Не задерживайтесь.

Та, отрешённо кивнув, прибавила шаг, но то и дело оглядывалась. Когда на горизонте появилась Чековка, позади послышался оглушительный грохот. Нина обернулась. Гробовой монумент обратился горой. Некоторые ящики открылись. На пешеходную часть вывалились десятки чёрных мешков, и часть из них порвалась. Элегия дымком сочилась из них, и могло показаться, что она в любой момент загорится.

Началась перепалка. Ругань. Охотники, позабыв об охране, наперебой с крематорами бросились собирать пакеты. Вскоре к делу подключили пару «Сварогов». Яркий огонь взвился над освобождёнными останками и почти сразу угас. Оцеплённый участок неумолимо приближался к тому, чтобы стать новым очагом Воздействия.

Нина, испуганно вздрогнув, ускорилась.

Разбитые по городу пункты вакцинации опустели. Впрочем, как и аптеки. После череды необъяснимых смертей, произошедших после использования «Миротворца», горожане сторонились каких-либо лекарств. Держалась особняком и ВАД. Опустевшая после прошедшего бала и закрытая на санобработку. Подле неё копошились десятки прототипов: дворники разгребали на её территории мусор. Агитационные листовки опавшей листвой сваливали кучами и поджигали.

Зловещим предзнаменованием над городом горела Церна. Дальним светом её глаза опаляли карпейские горы, и воздух близ неё полнился солью да бальзамином. Нина замедлилась и заворожённо посмотрела на подсвеченную башню. Девушке было невдомёк, что горящие красным глаза не часть городской иллюминации, а призыв чего-то ужасного.

Похолодало.

Поёжившись, Нина прошла ещё немного. Перед ней предстала захламлённая площадь: недавнее ликование оставило за собой кучи мусора. Лёд, покрывший булыжник, окрасился чёрным. Осторожно перебирая ногами, посыльная не сразу заметила преследующую её фигуру — ковыляющего к ней от главного корпуса ВАД андера. Мерцающего, молодого парня в заляпанном кровью фраке… В тщетных попытках что-то сказать, он смотрел прямо на Нину.

Когда расстояние меж ними сократилось до метра, она наконец заметила его. Начала пятиться, приговаривая:

— Прости, я тебя не слышу… Я не владею некрочтением…

Немёртвого это не останавливало.

А Нина поскользнулась и упала.

Рефлекторно закрылась руками и зажмурилась. Немёртвый потянулся к ней, к её живому сердцу… Внезапно кто-то схватил посыльную за ворот и резко прокатил по льду. Прозвучал выстрел. Нина вздрогнула и только через пару секунд решилась открыть глаза.

Больше андер не представлял угрозы. Во всяком случае, физической: его оболочка всё ещё источала элегию, но с этим уже справлялся респиратор. Убедившись в своей сохранности, Нина подняла взгляд и обнаружила над собой странника. Её немало удивило то, что линзы маски светили не красным, а фиолетовым.

— Какого лира ты ещё здесь? — ругался искажённый модулятором голос. Видя недопонимание и страх в глазах посыльной, спаситель приподнял маску, и девушка увидела Залерта. Затем он опустил клюв и протянул руку. — Давай, вставай. Нечего зад морозить.

— С-спасибо, — стуча зубами, поблагодарила его Нина и, встав, отряхнулась от снега. — Я-я решила ос-статься, с-сейчас заказов много и платят х-хорошо. А ч-что здесь делаешь ты?

Дмитрий не ответил. Вместо этого он схватил посыльную за локоть и, поведя в сторону, спросил:

— Ты где живёшь?

— На Вес-станиловской.

Перед витриной магазина бытовой техники столпилось с дюжину человек. Установленные за стеклом телевизоры показывали запись эфира с Каэльтом. За неимением звука ничего, о чём он говорил, не было слышно, однако велась трансляция из процедурной. Бегущая строка рассказывала, что правитель собственным примером решил вдохновить сограждан на заботу о своём здоровье и наглядно продемонстрировать безопасность вакцины.

Лицо Каэльта скрывала маска с зеркальным покрытием. Одежда сателлита, донельзя практичная, не имела ничего общего ни с торжественными нарядами Ганноморт, ни с парадными формами других глав соседних стран. Даже главного атрибута всех правителей Карпейского Каэльтства — короны Фароницы — на нём не было.

— Не боишься, что появится болезнь, которую будут провоцировать сигареты? — меж тем поинтересовался Дмитрий у спутницы.

— Нет, я же только посыльная… — убрав фуражку в сумку, пожимает плечами та и вздохнула. — Да я и не курю даже. Это… пожароопасно… — затем, оглянувшись на учебные корпуса, спросила: — Откуда там вообще взялся андер?

— Это новый… Ни один из маскарадов не обходится без жертв, — уклонялся от подробностей Залерт. — Он просил о помощи. Вероятно, ещё не понял, что умер.

— Ужас, какая жуть… Даже боюсь представить, какого ему было бы с осознанием этого. — Нина, погрустнев, опустила голову. — А ты, получается, некрочтец, значит?

— Половинчатый, — подтвердил тот и поднял протезированную руку, — был. Читать, впрочем, уже не могу — руку с меткой оттяпали, когда ошивался близ Заповедника.

— О, прости… Мне очень жаль.

— Пустяки.

Оставшееся время дороги прошло в молчании. Путь Залерта и Нины лежал через вычищенные от тлетворной органики улицы и переулки. Холод притуплял все подозрительные запахи. То, что осталось, тщательно утилизировалось крематорами и их прототипами-помощниками.