Дочь русалки
Шрифт:
– Горько? – спросил он, чуть помолчав.
– Вообще да. Но рыбам, понимаете, нравится.
Он сплюнул, стайка уклеек тут же бросилась на плевок. Расклевала, размолотила хвостами и разбежалась.
– Вот попробуйте, – предложил Максим, – Возьмите вот этого, самый крупный. На окуня. Угощайтесь, у меня еще много, я не обижусь. А хотите, сначала помойте. Я сам не люблю, когда на зубах земля.
Градька взял червяка за конец, опустил в воду, пополоскал и расцепил пальцы. Червяк извиваясь
– Жалко, – сказал Максим. – Хороший был… Одного могу еще дать, но, вы уж пожалуйста, держите крепче. Сразу видно, вы не рыбак. Нет, дайте я сам помою. Этот поменьше, но тоже хорош. Держите. На здоровье.
Градька сунул в рот червяка, прижал языком, поводил челюстями, будто жуя, набрал в рот побольше слюны, зажмурился и проглотил. Стараясь не суетиться, зачерпнул в ладони воды и пил, пока щекотливое шевеление не опустилось в желудок. Во рту стояла страшная горечь. Разве что не острая, а тупая.
Градька посмотрел на Максима.
– Нет, больше не дам, – покачал головою тот и забрал на колени банку, – сами пойдите и накопайте.
Они помолчали. Максим съел еще червяка. Потом потряс банку и снова покачал головой:
– Надо оставить на вечернюю зорю.
Он тяжело, засиженно встал, положил удилище на плечо, взял банку и поднялся на берег. Градька пошел за ним следом.
– Дина! – кричал Максим, – Дина, постой! Не уходи. Нет, ты представляешь, опять ушла, сорвала крючок и ушла. Килограмм на… ну, очень большая. Но ты не расстраивайся, вечером я ее поймаю. Так, что у нас на завтрак? Проголодался, как… рыба. Именно! Я проголодался, как рыба!
При этом он посмотрел на руки и брезгливо потряс их.
– Слизь какая-то, гадость. Дина, дай полотенце! Чего это у меня меж пальцев? Слизь какая-то… Дина!
Дина между тем отступала и отступала, потом развернулась и побежала к избе. Было слышно как в зимовке захлопнулась дверь.
– Сейчас принесет, – сказал Максим и сел на камень возле костра. – Садись, Градислав, садитесь. Сейчас она принесет.
Он обтер о штаны каждый палец.
– Пальцы чего-то слипаются. Неприятно. А у вас как сегодня улов?
– Да так, – сказал Градька, садясь на землю. – Средне.
– Вам надо было сразу идти ко мне, на мое место.
Максим растопыривал перед самым носом и снова сводил воедино сухие грязные пальцы. Потом закатал рукав.
– Ага! – и поддел что-то воображаемое ногтем. Отлепил, внимательно посмотрел на просвет, шевеля губами, словно считая кольца на чешуе. Потом, удовлетворенный, прилепил «чешую» обратно, спустил рукав и снова обтер о штаны каждый палец.
– Человек, Градислав, как вы знаете, вышел из воды… Его кровь, как вы знаете…
И говорил минут пять без перерыва.
– Его облик… —
И еще пять минут. «Морфология его тела… жабры… боковая линия… плавательный пузырь…»
– Погоди, Максим, послушай меня, – несколько раз пытался прервать его Градька, но тот ничего не слышал.
Градька встал и сделал шаг в сторону, потом другой, потом быстро добежал избы, постучал в оконный переплет. Дина выглянула на миг, прижимаясь щекой к стеклу. Наконец, осторожно открыла дверь:
– Он там?
– Возьми какую-нибудь тряпку, и как подойдешь, подай ему в руки. Только будь как ни в чем ни бывало, естественной. Разговаривай и со всем соглашайся.
– Что с ним? Он что, он правда сошел?
Градька почесал бороду.
– Не обращай внимания. Ходи, будто ничего не случилось. И постарайся что-нибудь приготовить. Лес уже спускается по вырубке. К вечеру может быть у реки. Надо поплотнее поесть. У меня все готово.
– Есть мясо, но оно все протухло. Есть вобла…
– Ладно. Я сейчас пробегусь с ружьем.
– Только не уходи.
– Я близко.
Максим все также сидел на своем валуне и говорил, обращаясь к устойчивым язычкам огня.
– … и, наконец, последнюю точку в их жизненном цикле ставит мужчина. Когда он польет икру своими молоками, их пара обречена и медленно погибнет. Обезображенные тела катятся вниз по реке, но лишь человеческой молоди через какое-то время вновь удается вернуться… Спасибо Дина, – он взял полотенце. – Все хорошо, только понимаешь… слизь… Неприятно.
Он протер руки и, растопырив пальцы, опять посмотрел на свет. Потом пооттягивал между пальцами будто что-то податливое, резиновое, и снова протер каждый палец.
– Ничего страшного, это плавники. Спасибо, Дина. Садись, я сейчас закончу.
– Да вы говорите, говорите, Максим Валерьянович, – сдавленным голосом поддакивала Дина. – Вы говорите, я слушаю. Я буду делать дела…
– Я ведь давно догадывался, ибо подспудно чувствовал, значит, интуитивно знал…
Градька не стал далеко уходить, он прошелся вокруг по кустам, потом дошел до реки, с трудом перешел на тот берег – вода грозила смыть переправу. Вермут повизгивал сзади, боясь ступить на дрожащие, гудящие доски.
– Черт с тобой, оставайся, – отмахнулся от Вермута Градька и начал быстро подниматься на вырубку, навстречу вражеской рати леса. Добравшись до недоруба он обернулся. Изба отсюда виднелась отчетливо, от костра строго вверх поднимался тонкий дымок, Максим сидел, слившись с валуном.
Неожиданный шум заставил вскинуть ружье. Из недоруба вышла горбатая кабаниха со своим полосатым выводком, мелкоглазо посмотрела на Градьку, совершенно не признавая в нем человека, но предпочла увести поросят обратно.