Дочь солнца. Хатшепсут
Шрифт:
— Как будет угодно Сиятельнейшей, — усмехнулся он. — Я буду считать все ваши замечания бессмысленными, а ваш интерес несуществующим. Но тогда зачем вы обращаетесь ко мне как к «превосходнейшему» и «рабу Амона»? Ведь именно интерес Вашего Сиятельства сделал меня таким.
На миг Сенмуту показалось, что он зашёл слишком далеко: в глазах Хатшепсут мелькнул опасный блеск, однако сразу же сменившийся выражением довольного любопытства. Она подозвала раба, чтобы тот наполнил его чашу.
— Я буду обращаться к тебе «ваша дерзость», — сухо произнесла она.
Его дерзость нравилась ей, он был уверен в этом. В тот раз, когда они расстались, царица была довольна
— Ты не разочаровался в своих ожиданиях относительно Божественной Правительницы? — сухо спросил Верховный жрец.
Сенмут торжествующе бросил свиток на стол и щедро налил себе вина.
— План одобрен. На следующей неделе я узнаю, что она думает о том, чтобы вдвое увеличить стада Амона. Скот приносит куда больше золота, чем зерно.
— Дай сначала высохнуть чернилам на этих документах, мой порывистый друг. Как бы ты не перестарался.
Сенмут посмеивался, слушая Хапусенеба, и пил его вино. Он уже чувствовал, что перестараться в отношениях с Божественной Правительницей невозможно...
Одна картина сменилась другой. Улыбнувшись воспоминаниям, Сенмут сравнил этот разговор с тем, который состоялся всего неделю назад. На сей раз она не сидела в кресле, а полулежала на ложе...
— Ладно, Сенмут! Похоже, ты не просто хвастался. За последние два месяца доходы удвоились. Амон богатеет, а твоя известность растёт с каждым днём. — Она откинулась на подушки. — Твоя жена, пророчица, должна очень гордиться тобой.
— Моя жена больше склонна к ревности, — возразил Сенмут. — С того дня, когда я ушёл из начальников кладовых, она мне не доверяет. Не знаю, почему так — очевидно, это один из её недостатков.
— Но не из твоих, — заметила Хатшепсут.
— Да, не из моих. — Он взглянул на царицу и решил не отшучиваться. — К чему мне скромничать? Скромность не подобает тому, кто в глубине души знает, что ему предстоят великие дела. Вы должны лучше всех знать это — не может быть, чтобы не знали.
— А если я скажу, что не знаю?
— Я вам не поверю. — Сенмут понизил голос и наклонился к ней: — Если нет, то почему же вы так уверенно берёте на себя бремя фараона, когда он болеет?
Она не промолвила ни слова и не изменилась в лице. Сенмут наклонился ближе.
— Сказать вам? Вы вполне можете сами управлять Египтом... и знаете это.
На сей раз её ноздри дрогнули. Она отвернулась. Сенмут не знал, порадовал или разгневал её, но щёки царицы вспыхнули. Он как зачарованный следил за румянцем, растекавшимся по гладким, как слоновая кость, щекам совсем близко от его лица. Внезапно Сенмут осознал, что находится вплотную к ней, а она даже намёком не показывает, что он слишком приблизился. Осторожно, не спеша, он обвёл взглядом полуприкрытые веки, контур лица, красиво изогнутую шею, округлые груди, едва прикрытые венком из свежесорванных цветов лотоса. Мощная вспышка желания заставила его позабыть об осторожности. Он опустился на ложе рядом с ней. В сознании прозвучал сигнал тревоги, но раб Амона проигнорировал его.
— Сенмут... — прозвучал голос Хатшепсут.
Взгляд взлетел к её лицу, а по телу прошла волна жара.
— Я думаю, тебе лучше встать, — небрежно бросила она.
Затаив дыхание, он неохотно повиновался. Хатшепсут глядела на него тёмными насмешливыми глазами, но Сенмут заметил, что цветы на её груди торопливо поднимаются и опускаются. Она резко встала.
— Давай пройдём к пруду...
Мысленная картинка вновь сменилась, и Сенмут испустил
— Дурак! Она уничтожит тебя, стоит ей лишь захотеть! — кричала вчера Нофрет-Гор, его жена, во время одной из их частых ссор. — Ты окончишь жизнь в петле. И с помощью Амона я своими руками надену её на тебя, клянусь богами!
Сенмут только посмеялся вчера над её словами, а сегодня, стоя на травянистом откосе над прудом и глядя на царских детей, улыбнулся снова. Все яростно стремились предупредить, его о возможных потерях, но забывали о том, что он может обрести.
Улыбка превратилась в задумчивый прищур, когда он посмотрел на мальчика на берегу пруда — единственное тёмное облачко на горизонте дочери Солнца. Он представил себе блеск будущего без этого облачка — когда Немощный будет лежать в могиле, Хатшепсут будет сидеть на троне, и угрозу её власти будет представлять лишь маленькая девочка, всецело находящаяся под её влиянием... И, конечно, у правой руки царицы будет находиться Сенмут из Гермонтиса. Ещё раз глубоко вздохнув, он отвернулся и совсем уже собрался продолжить прогулку, когда услышал высокий скрипучий старческий голос, назвавший его имя.
— Вы не хотите присесть со мной в тени, превосходнейший?
На скамье под большим тамарисковым деревом сидел Яхмос-из-Нехеба, воспитатель-кормилец [86] маленькой царевны. При виде его настроение Сенмута сразу испортилось. Он проклинал себя за то, что пренебрёг вероятностью наткнуться здесь на Яхмоса. Лишь один человек при дворе мог поколебать его самообладание, и это был не высокородный аристократ, как можно было ожидать, а какой-то грубый старикан. Сенмут не мог понять причины этого, но в старых слезящихся глазах Яхмоса было что-то, вызывавшее неловкость, будто на нарядах раба Амона до сих пор висели тухлые рыбьи внутренности. Он никак не мог забыть, что Яхмос всю жизнь был приближённым великого Тутмоса — прикасался к нему, разговаривал с ним, сражался вместе с ним и, наконец, был его другом. Жрецу было страшно в присутствии Яхмоса. Он прилагал яростные усилия, чтобы противостоять этому, но страх лишь становился сильнее.
86
Воспитатель-кормилец — одна из самых почётных должностей при дворе фараона.
Сенмут нетерпеливо взглянул в сторону ворот и весьма нелюбезно подошёл к скамье. Он был скуп на поклоны и не склонялся ни на волос ниже, чем требовали приличия.
— Приятный день, но слишком жаркий, — заметил Яхмос, гостеприимно подвинувшись и освобождая место для Сенмута.
— Вы правы, Достойнейший.
— Хотя дети так не считают. — Старик, хихикая, указал посохом в сторону пруда. — Весь день то в воду, то из воды — что им до жары? Хотя маленькая царевна иногда жалуется на неё.
— Но не мальчик? — спросил Сенмут, механически включаясь в разговор.
— Нет, он слишком занят своими играми и фантазиями. Ах какой у него быстрый светлый ум! Вы можете выдернуть из-под него весь мир... а назавтра у него будет новый, куда лучше прежнего.
Какое счастье, подумал Сенмут. Это может ему очень понадобиться. Он улыбнулся и взглянул на старика:
— Похоже, что вы очень привязаны к нему, — многозначительно отметил он.
— Да, — согласился Яхмос. — Я люблю его как родного! Другого такого, как Тот, нет.