Дочь Сталина
Шрифт:
Светлана была в отчаянии. Что, если дочь уже успела сесть в автобус и уехать куда-нибудь в большой город, где ее подстерегает множество опасностей? Хорошо, что сосед оказался отзывчивым человеком, быстро сел в машину и отправился на поиски Ольги. Вскоре он вернул ее, напуганную предстоящим объяснением с матерью.
После этого случая Светлана всерьез задумалась о переезде в Англию и о частной школе для Ольги, где ее держали бы в узде. Очевидно, сама она уже не справлялась с «беспокойным подростком». Были и другие причины для переезда, в том числе и ее «охота к перемене мест». Но все же проблемы с дочерью оказались решающим.
Об отъезде в Москву она до последней минуты
Историк Рой Медведев считает Ольгу чуть ли не главной виновницей того, что Светлана так и не прижилась на Родине и вынуждена была вернуться:
«Главные осложнения возникли из-за тринадцатилетней Ольги, проявившей самостоятельность и упрямство. Она не желала учиться в советской школе…» («Свита и семья Сталина»).
Большинство знакомых и родственников свидетельствовали об обратном: это Ольге часто приходилось страдать от вспышек необузданного гнева и раздражительности матери. И тут, как всегда, на защиту кузины встал Владимир Аллилуев:
«Нередко в печати высказывались о деспотическом отношении Светланы к дочери. Скажу сразу — это ложь. Они долго жили у меня, и я могу с полным основанием судить об их отношениях. Мать и дочь сильно любят друг друга. Я не знаю больше ни одного человека, кроме Ольги, который бы делал со Светланой все, что ему вздумается. Конечно, они могут поругаться. Светлана может накричать на Ольгу — это обычные ссоры, которые бывают в каждой семье. Но вот проходит пять, десять минут, и они вновь сидят обнявшись. А еще через пять минут Светлана уже готова на любые дела во имя Ольги» («Хроника одной семьи»).
В том, что Москва показалась Светлане неуютной, Владимир Станиславович винит не Ольгу, а детей, близких родственников, которые не проявляли терпения и великодушия, не помогли ей прижиться на Родине. Власти слишком допекали ее своим вниманием, журналисты тоже не оставляли в покое. От всего этого день за днем у Светланы накапливались раздражение и горечь. Уже через месяц она решила, что будущего у них в Москве нет.
Почему-то в «Книге для внучек» она редко вспоминает о своих московских друзьях и встречах с ними. Друзья, окружение всегда много значили для Светланы, едва ли не больше, чем родственники.
Друзья могли бы поддержать ее после возвращения. Но Рой Медведев утверждает, что «старые друзья не спешили возобновить с ней знакомство». Наверное, так оно и было, некоторые наиболее осторожные ее друзья предпочитали не рисковать. В те времена слишком близкие отношения с иностранцами считались опасными, а Светлана все-таки была «американкой».
Александр Колесник писал в своей «Хронике», что Светлана звонила некоторым сослуживцам и старым знакомым, может быть, и встречалась с ними. Но с кем именно, он не уточняет, и, как видно, близость с друзьями юности не восстановилась. Светлана навестила только старого друга, которому посвящены «Двадцать писем к другу», Федора Федоровича Волькенштейна. Но эта встреча оказалась скорее тягостной и не принесла ей ничего, кроме огорчения.
Федор Федорович был очень недоволен ее пресс-конференцией. Он усмотрел в ее высказываниях много подобострастия и неправды. Ему не понравилось ее критическое отношение к Америке, приютившей ее, чрезмерная благодарность к советскому правительству
«Он долго молчал, потом сказал с силой: «Зачем ты приехала? Мы все привыкли к тому, что ты живешь за границей. Твои дети в порядке — ты же знала это. Что ты будешь теперь здесь делать? Ты видишь, как твой приезд использовали для пропаганды? Ведь тебе-то этого не нужно!» Я молчала. Он прав, конечно, как всегда. Я еще не могла сказать ему: «Мы уедем», так как я все еще надеялась. Это было жестоко — не давать мне права любить своих детей. Но он был прав. Это я тоже знала» («Книга для внучек»).
Федор Федорович, или Фефа, как называла его Светлана, был одним из немногих людей, сумевших ее разгадать. Он понимал, что ее возвращение — это иллюзия», что она не сумеет вновь прижиться в Москве. А так как Федор Федорович был очень болен и знал, что скоро умрет, то не считал нужным ничего смягчать и говорил со Светланой откровенно. Через несколько месяцев его не стало.
Владимир Аллилуев, которому по наследству от матери досталась нелегкая миссия миротворца в семействе, любил кузину, защищал ее от нападок. Но при этом очень хорошо понимал сложности ее характера: склонность впадать в иллюзии, жить ими, а потом страдать от разочарований, метаться в поисках очередной иллюзии.
В Америку Светлана уехала с надеждой жить среди писателей, художников, творческих людей. В Россию вернулась с мечтою о семейном тепле. Друзья ей нужны были как воздух. Часто она принимала за друзей просто знакомых, приятелей и приятельниц, людей, которые относились к ней с интересом и любопытством. По этому поводу Владимир Станиславович с грустью писал: «…но в одном Светлана меня не убедила — будто у нее много друзей у нас и за рубежом. Я был бы счастлив, если бы это было так, ведь тогда ей не пришлось бы колесить по всему свету в поисках желанного пристанища» («Хроника одной семьи»).
…Всего месяц прожила Светлана с дочерью в Москве. «Этот месяц был сплошным кошмаром» — к такому выводу пришли они на семейном совете. Светланой стали овладевать панические настроения: «Зачем мы приехали сюда. Боже, Боже! Какое идиотство, какая опрометчивость, какие новые цепи я надела на себя опять, — разве мы сможем так жить? Бедная, бедная моя Оля! Ведь ее запихнут не сегодня завтра в эту показательную школу, где завуч так похожа на тюремщицу!»
Почему-то близкие и знакомые ее не понимали. Бывший муж Григорий считал, что все идет прекрасно, что они с Олей неплохо устроились. Советовал не волноваться по пустякам и почаще принимать валидол. Но Светлана уже чувствовала, как нарастает в ней знакомое беспокойство — уехать, немедленно бежать. Но куда? Она уже придумывала предлоги: в Москве их преследуют корреспонденты, они с Ольгой привыкли жить в таких маленьких городках.
Светлана очень верила в сны и астрологические гороскопы. И вот то ли во сне, то ли среди ночного бдения у нее «возник образ страны, где она никогда не жила, но где родились, жили, женились, любили почти все ее предки». Еще в Греции, когда им показывали достопримечательности Афин, ей привиделась Грузия — то же море, те же лица с темными глазами и черными кудрями, образ Георгия Победоносца, покровителя Грузии в одной из афинских церквей.
«Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей», — повторяла я всю ночь. А наутро было готово решение… Нам с Ольгой сейчас самое место там, раз уж мы не в состоянии выдержать всего нажима Москвы.