Дочь Сталина
Шрифт:
Разбитая, Светлана улетела обратно в Висконсин. Конечно, она тоже была зла. Теперь Ольга потеряла шанс закончить школу с отличием и поступить в университет. Мечты Светланы о хорошем образовании для дочери разбились в прах. А у Хайдена был богатый отец, который мог легко решить проблемы своего сына. В апреле она продала свой охотничий домик и переехала в апартаменты в Мэдисоне.
Том Тернер скончался 3 июня 1989 года. Когда Светлана провожала его на похоронах в Сент-Луисе, она была тронута тем, как тепло к ней отнеслись члены семьи Тома. Она написала Филиппе Хилл в Кембридж о том, что «мой самый дорогой и близкий друг» умер, причем «несмотря на то, что и он, и я знали, что это случится, его смерть стала для меня ударом. ТАК грустно, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ со мной во плоти». Ее слова наполнены горьким стоицизмом. Светлана привыкла к утратам.
В августе, спустя два месяца после смерти Тома Тернера Светлану увезли по скорой помощи в госпиталь Мэдисона из-за поразившего ее инфаркта.
Филиппе Хилл она написала тогда, что чувствует, как тонет все глубже и глубже, удаляясь от своего «идеала». «Злость заставляет сердце болеть… Я раскалываюсь по каждому шву». Сказав это, она дает волю гневу. Его объектами были «тупые издатели, тупые газетчики, тупые политики, которые лезут ко мне каждый вечер из телевизора. И еще тупой Горбачев, который ПРОФУКАЛ такой ХОРОШИЙ ШАНС на начало НАСТОЯЩИХ РЕФОРМ в СССР… Его звездный час прошел без толку». Свое письмо Филиппе Светлана заканчивала так: «Бедный покойный Том, он так любил обсуждать со мной и политические дела, и все остальное. А теперь мне даже не с кем поговорить. Проклятье. Как это грустно». В довершение всего, она получила счет за услуги больницы, куда она попала, почти начисто съевший остатки ее сбережений.
То, как Светлана рано или поздно выходила из своих финансовых ям, всегда было окутано тайной, но похоже, что в этом случае, наконец, сработал призыв Джорджа Кеннана к Фрицу Эрмарту помочь Светлане «обязательно без огласки». Какое-то время она регулярно получала платежи за работу переводчиком от какого-то вашингтонского агентства. Сама Светлана заявляла, что не знала, какая организация была ее «благодетелем». Джорджу и Аннелизе Кеннан она сообщала: «Я не знаю, КТО решил мою судьбу. Думаю, что кто-то из Вашингтона». «Некие тени без имен. Все полностью секретно. Меня НИКОГДА ни о чем не спрашивали».
Но ей постепенно становилось не по себе от происходящего. Чеки приходили регулярно, и зачастую в ответ у нее просто не требовали ничего переводить.
На одном из чеков имелось наименование и адрес издательского дома Крокер, находящегося в Массачусетсе. Она написала туда с просьбой дать ей информацию о предстоящей работе по переводу, но не получила никакого ответа.
После Рождества она написала Розе Шанд о своем неожиданном открытии: «Оказывается, люди из ЦРУ (из Вашингтона, округ Колумбия) с чего-то решили выплачивать мне «пенсию» под видом платы за переводы. Вы представляете себе этот идиотизм?» «[Они] думают, что если они мне платят деньги, то НЕ унижают меня этим!» Светлана не объяснила Розе, каким образом ей стало это известно, но, вероятно, она вышла на связь с работодателем и этот человек (она не могла знать кто это, но предположила, что это был офицер ЦРУ) сказал ей, что такая фирма не существует. «Мы думали, вы понимаете».
Рассерженная Светлана жаловалась Розе: «Я чувствую себя так, будто меня надули. Это все был сплошной обман!» «Я никогда не занималась никаким шпионажем, и не могу позволить себе жить на пенсию или еще какую-то помощь со стороны ЦРУ». Она была уверена, что во время своей службы в Компании ни Боб Рейл, ни Дональд Джеймсон не одобрили бы это мошенничество.
Был ли ее гнев вполне искренним? Действительно ли она не подозревала, что у нее есть покровители в ЦРУ? Вероятно, в восприятии Светланы, пока она занималась переводами текстов, не так важно было, кто ей их присылает, откуда и почему. Многих советских диссидентов так или иначе поддерживали. Годом ранее в Сенате прошли публичные слушания под председательством сенатора Сэма Нанна, на которых затрагивались проблемы беглецов из Советского Союза в США. Светлана была разочарована тем, что ее не пригласили на эти слушания в качестве свидетеля. Но вот регулярно получать деньги напрямую от ЦРУ означало для нее оказаться на одной доске с работавшим на КГБ Виктором Луи. И, веря своему русскому опыту, Светлана предчувствовала, что рано или поздно ЦРУ потребует у нее ответных услуг в ответ на свою щедрость.
И внезапно для всех Светлана решилась бежать. Это произошло одинокой, пустой осенью в ее апартаментах в Мэдисоне — рядом не было уже ни Тома, ни Ольги. Жизнь Светланы зашла в очередной тупик. Теперь, когда Советский Союз распадался на части и Америку охватила «горбимания», ей стало ясно, что только что завершенная ею рукопись «Книги для внучек» никогда не увидит свет в США. У нее все еще действовало приглашение на посещение мадам Элен Замойска во французском Мюре, да к тому же супруги Синявские, с которыми Светлана возобновила переписку, уверяли ее, что во Франции она легко отыщет себе издателя. Но превыше всего, конечно, было ее стремление оказаться поближе к Ольге.
Приехавшая в декабре Ольга узнала от Светланы, что та собирается переехать во Францию. Переезд, как обычно, готовился в спешке. Ольга утаскивала различные предметы мебели в лавки мебельных старьевщиков, торговалась там, стремясь получить цену повыше, и занималась упаковкой прочих вещей матери, которые надлежало отправить в Англию. Светлана поужинала напоследок с Уэсли Питерсом в традиционном для их встреч ресторане «Дон-Кью-Инн» в окрестностях Доджвилля. Он был нежен с ней, они мило говорили о всякой всячине и о перспективах Ольги в образовании. А потом Светлана уехала.
Сперва она отправилась на юг Франции, где провела несколько недель в тихом и укромном женском католическом монастыре в Тулузе. Она часто с тоской вспоминала потом этот монастырь. В Париже она посетила Синявских, но на деле вышло, что они не смогли помочь ей найти себе французского издателя. Очевидно, до Светланы не дошел слух, который они еще в 1984 году распустили через лондонскую «Таймс» о том, что якобы она уехала в СССР, соблазненная агентом КГБ Олегом Битовым. Если бы она знала, что это их рук дело, то могла бы не тратить время на бесполезную поездку.
Но куда ей было податься? С жизнью в Висконсине было покончено навсегда. Единственное место, где что-то ее ждало, была Англия. Ольга работала в банке и снимала дешевое жилье в Масвелл-Хилл вместе с тремя друзьями. Она пригласила мать пожить вместе с ними. Светлана провела у них четыре месяца, но, конечно, долго так продолжаться не могло.
Вышло так, как если бы Светлана безрассудно шагнула с обрыва в пустоту, а оттуда вдруг поднялся камень, ставший ей новой опорой. Ее бывший хозяин квартиры в Кембридже профессор Роберт Денман свел Светлану с сэром Ричардом Карр-Гоммом, филантропом, который основал общество «Морпет», некоммерческую организацию, содержавшую несколько жилых комплексов в Лондоне, предназначенных для бедствующих дворян и малоимущих людей. Светлана поселилась в Северном Кенсингтоне в доме по адресу Делгарно-Гарденс 24. Там у нее была своя комната, а кухню, туалет и ванную она делила с пятью другими жильцами — странное ощущение возврата к былой жизни в московской коммуналке.
Обращаясь к своим американским друзьям, Светлана превозносила британское великодушие. «Английские благотворительные работники — замечательные люди». В городе было очень много мест и услуг, которыми пожилые люди могли пользоваться бесплатно: ездить на городском транспорте, ходить на симфонические концерты, посещать библиотеки, где Светлана могла вдоволь изучать темы, давно ее интересовавшие. Она часто ходила в Риджент-парк, где сидела и писала письма. Светлана уверяла друзей: «Ничего страшного, что теперь мне приходится жить на благотворительные средства. Ничего, что вся моя мебель и обстановка — это чьи-то пожертвования. Все это ерунда. Я совсем не чувствую себя этим уязвленной. Я не пожелала жить на хорошие средства, которые мне взялось платить ЦРУ, поскольку посчитала это неправильным. У меня есть четыре готовых к публикации книги, и я еще смогу заработать себе литературным трудом».