Дочь вне миров

Бродбент Карисса

— Но самое ужасное, — продолжала я медленно, — это думать, что они все похоронены где-то в яме вместе с множеством других рабов. И я ненавижу их смерть. Но что я ненавижу больше, так это то, что не осталось никого, кто помнит их жизнь.

Никого, кроме меня.

Моя мать была могущественной и мудрой. Она была центром мира для меня и для людей нашего сообщества. И она превратилась в ничто иное, как сжатую горсть моих воспоминаний.

Теплый ветерок трепал мои волосы, вызывая дрожь в листве. Я чувствовала тепло плеча Макса рядом со своим,

хотя мы оба были совершенно неподвижны.

— И кто мы, черт возьми, такие, — сказал он наконец низким и хриплым голосом, — чтобы нести что-то столь ценное?

Одна из многих неуверенностей, о которых я не говорила вслух, но которые каждый день терзали мои мысли. У меня не было ответа.

Я услышала глухой звук ножниц, падающих на сырую землю, руки Макса были неподвижны. Мы долго сидели в тишине, горе и воспоминания сплетались вокруг нас призраками.

Я не была уверена, сколько времени прошло, прежде чем он снова заговорил.

— Как ты добралась до Ара?

— Большую часть я не помню. Я была сильно ранена.

— Ты перетащила себя через океан с этими ранами?

— Да. — Я позволила себе упасть назад в траву. — Мой друг помог мне уйти.

— Блондин.

Стыд пронзил мою грудь. Остатки прощания с Серелом обожгли мою щеку.

— Я оставила его, — прошептала я. — Он помог мне, и я ушла от него.

— Ты вернешь его, — пробормотал Макс.

— Верну. Я должна.

— Ему повезло, что ты борешься за это.

Может быть. Может быть нет. Была только одна я. А Серелов было так много.

Звезды размылись. Боги, я устала.

— Спасибо, что поехал со мной в Таирн, — пробормотал я. — И спасибо, что доверяешь мне.

Краем глаза я увидела, что Макс тоже откинулся назад, лежа рядом со мной. Его тепло странно успокаивало, хотя мы вообще не касались друг друга.

Та же самая теплота пронизала его слова, когда он сказал:

— Мы составили хорошую команду.

И мы больше не разговаривали, так и лежали, прижавшись к траве, земле и шепчущему ночному воздуху, веки, наконец, дрогнули в неуверенном сне, когда солнце ползло к горизонту.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Ну, это мило.

Я открыла глаза на агрессивное палящее солнце, которое казалось личным оскорблением моей раскалывающейся головы. Я снова моргнула, и появился силуэт, подсвеченный серебряными косами, со скрещенными на груди руками.

— Поздняя ночь? — спросила Нура.

— Та, кого я хотел бы увидеть первым делом с утра. — Голос Макса, все еще хриплый ото сна, раздался рядом со мной. Я лишь мельком взглянула на него, пока мы отталкивались от земли. Мы даже не коснулись друг друга, хотя и заснули в нескольких дюймах друг от друга. И все же что-то во всем этом казалось неудобным — хотя и не неприятным — интимным.

— Все

еще? Это лестно, Макс. Может быть, немного грустно. — Нура смотрела, как мы встаем, не шевелясь. Несмотря на ее шутку, ее голос был более ровным, чем обычно. Как только я поднялась на ноги и хорошенько ее разглядела, стало очевидно, что она истощена. Пурпурные тени окружили ее глаза и впадины на щеках. В то время как я всегда думала, что она выглядела гибкой и мощной, сегодня то же самое тело казалось худым до хрупкости.

— Кроме того, — добавила она, глядя на нас, — на самом деле почти полдень.

Макс проворчал что-то бессловесное.

— Но тогда я не могу осуждать вас за то, что вы делаете все, что нужно, чтобы немного отдохнуть после всего этого. Вы заслуживаете это. У меня не было возможности сказать ни одному из вас, как хорошо вы справились. — Она посмотрела то на меня, то на Макса, то на меня. — Умная идея.

— Кто-то должен был придумать что-то, что не связано с раздавливанием нескольких тысяч человек до смерти. — Макс потер левый глаз тыльной стороной ладони, правым впился взглядом в Нуру. — Но эй. Они гадят в свои кровати, верно?

Нура заметно вздрогнула.

— До этого не дошло, — сказала она. — Спасибо тебе.

— Спасибо ей. — Макс дернул подбородком в мою сторону. — Что мы можем сделать для тебя, Нура?

— Я пришла поговорить с Тисаной. — Она посмотрела на меня сверху вниз. Я скрестила руки на себе, внезапно осознав свою хлопчатобумажную ночную рубашку.

Приняв это за сигнал, Макс ворчливо извинился. Неторопливо направляясь к коттеджу, он бросил взгляд через плечо и встретился со мной взглядом впервые с тех пор, как мы проснулись. Было что-то более грубое и честное в том взгляде, который мы разделили.

— Как он?

Я обернулся и увидел, что Нура тоже смотрит ему вслед, слегка нахмурив брови, опустив уголки рта. Ее голос звучал так по-другому, с оттенком сдержанной заботы. Но тогда все в ней казалось совсем другим. Я бы ее почти не узнала.

— Хорошо, — сказала я. Не совсем верно — не всегда — но я знала, что он хочет, чтобы я сказала именно это.

— Хороший учитель?

— Да.

Короткая, слабая улыбка сжала ее губы.

— Я знала, что он будет таким.

Взгляд Нуры метнулся ко мне, и что-то в нем отдалилось.

— Ты очень хорошо выступила в Таирне. Признаю, лучше, чем я даже думала. Кроме того, я должен поблагодарить вас лично. Как и жители Таирна.

Я подумала о руинах. Эта плюшевая собака. Опустошенные лица жителей, выходящих из подвала башни.

— И все же они очень многое потеряли.

— Да, — торжественно согласилась Нура. — Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем того, что ты сделала.

Я сразу поняла, даже по расплывчатой формулировке этого заявления, что она говорила о себе — о своем порочном, жестоком проявлении в этой башне. Даже сейчас невозможно было не смотреть на нее и не вспоминать ее, белоснежный силуэт в темной комнате, излучающий ужас.