Дочь вне миров
Шрифт:
— Я бы никогда не поступила этого с вами, — ответила я, изображая оскорбление при этой мысли.
— Тысяча золотых должна была занять у тебя пятнадцать лет, — парировал он, — даже двадцать.
Пятнадцать лет.
В этот момент я поняла, что Эсмарис никогда не предполагал, что я заработаю его абсурдную цену — по крайней мере, до тех пор, пока либо я не стану слишком стара для его вкусов, либо он слишком стар, чтобы в любом случае использовать меня.
Его гнев отдавался у меня в ушах, в голове, под кожей, но постепенно
— Я приняла вашу цену. На эти деньги вы можете купить настоящего Вальтейна, если он вас устроит. Еще красивее и талантливее меня.
— Рабы не могут позволить себе роскошь торговаться, и мне не нужны твои деньги, — прорычал Эсмарис. — Ты забыла, кто ты.
Мой живот провалился сквозь ноги.
— Ты в курсе, как хорошо я к тебе отношусь? — Он выпрямился, сузив глаза, сложив руки за спиной. Молчание. Он ждал ответа, но я вдруг не решилась открыть рот.
Мне не нужны твои деньги.
У меня был один план, одна цель, он выбил фундамент, и я чувствовала, что в любой момент моя душа рухнет.
— В курсе?
— Да, Эсмарис.
— И все же, — его голос стал настолько низким, что перемена была едва слышна, — ты прошла через все это, чтобы уйти.
Внезапно до меня дошло: в воздухе воняло этим скрытым подводным течением, переплетающимся с гневом Эсмарис:
Болью.
Мы смотрели друг на друга, и я заметила единственную морщинку между его бровями — единственный признак скрытой уязвимости.
Это был человек, который нанес мне столько шрамов, отнял у меня свободу, давил меня, гнул и бил, но он же был и человеком, который помнил мой любимый цвет, который однажды не спал со мной часами после тяжелого кошмара, который улыбался мне со странной гордостью в тот день, когда я потребовала от него свободы.
Я наклонилась вперед, пока мои ладони не уперлись в его стол, эти холодные золотые монеты прилипли к моей потной коже.
И я только сказал одно слово:
— Пожалуйста.
Он долго смотрел на меня, и я едва могла дышать.
Пожалуйста, сделай это для меня. Если какая-то часть тебя когда-либо заботилась обо мне. Пожалуйста.
Затем я почувствовала, как хлопнула дверь, ледяное покрывало заглушило слабый конфликт Эсмариса.
— Отойди от моего стола. Встань на колени.
Мне не нужны твои деньги.
Боги, что я буду делать?
— На колени.
Я упала так сильно, что полированный деревянный пол ушиб мои колени.
Мне не нужны твои деньги.
Его голос и грохот моих мыслей так громко отдавались в моих ушах, что я ничего больше не слышала.
Я не слышал, как сапоги Эсмариса пересекли комнату и вернулись, встав позади меня.
Мне не нужны твои деньги.
Я
Но даже сквозь дымку я определенно почувствовала, как боль пронзила мою спину, разделив меня на две части, и из горла вырвался стон.
Треск.
Два
Треск.
Три.
И это продолжалось, и продолжалось, и продолжалось.
Треск, треск, треск.
Пять, десять, двенадцать, шестнадцать.
Мне не нужны твои деньги.
Что я буду делать?
Я не позволяла себе кричать, плакать, хотя я так сильно прикусила губу, что потекла кровь, совсем как в ту ночь много лет назад — в ночь, когда я бросила свою семью, свою мать, потому что она верила, что я могла бы сделать что-то большее. Стать кем-то большим.
Треск.
Двадцать.
Но она ошибалась, потому что Эсмарис собиралась убить меня.
Эта мысль медленно обретала уверенность в тумане моего угасающего сознания.
Он собирался убить меня, потому что я допустила критический просчет. Я наивно полагала, что его извращенная, сбивающая с толку привязанность поможет мне сбежать. Вместо этого она раздавит меня, потому что Эсмарис только обладал или разрушал, и если он не мог одно, он делает другое.
Интересно, слышит ли Серел это через эту толстую дверь? Интересно, попытается ли он мне помочь? Я надеялась, что нет. Он будет наказан за это.
Треск.
Двадцать пять.
Эсмарис собирался убить меня.
Этот ублюдок.
Внутри меня вспыхнул огонь. Когда я услышала свист Эсмариса, поднимающего руку над головой, я перевернулась, игнорируя агонию, которая вспыхнула, когда моя спина коснулась земли.
— Если ты хочешь убить меня, — выплюнула я, — ты будешь смотреть мне в глаза, когда будешь это делать.
Рука Эсмариса была над его головой, хлыст рассекал воздух за его спиной, жестокая каменная складка презрения над носом. Моя кровь забрызгала его рубашку, растворившись в бордовой парче. Что-то едва заметное дрогнуло в его лице. Его глаза опустились.
— Смотри на меня!
Я зашла так далеко не для того, чтобы мерцать в ночи, как приглушенная свеча, я преследовала его.
Посмотри на меня, трус, посмотри в мои глаза, посмотри в глаза маленькой девочки, которую ты встретил восемь лет назад, маленькой девочки, которую ты спас, а потом уничтожил.
Эсмарис только больше погрузился в насилие, словно мог заставить меня замолчать, стерев меня с лица земли.
Треск.