Дочь врага
Шрифт:
– Не люблю, – согласился его отец. – Но они были очень дороги твоей покойной маме. Это была для нее память о родном доме. Она их очень берегла, разговаривала с ними, как с живыми. Она говорила: «Когда в них горят свечи, мне кажется, это души моих погибших мамы и папы». Конечно, я как коммунист не верю в такие вещи, но все, что было дорого твоей маме, дорого и мне.
С тех пор Коля иногда, тайно от отца, тоже зажигал свечи в тех подсвечниках и смотрел на них. Да, ему как пионеру нельзя было верить в какие-то души, но все-таки… все-таки!
Когда дядя Сережа и няня Варваровна увозили Колю из Москвы, он хотел взять подсвечники с собой, но не смог их найти, как ни искал. Они пропали, как пропал отец, как пропала вся прежняя Колина жизнь, о которой не знает ни один человек на свете. Поэтому он так боится Нинкиных вопросов о том, откуда он такой взялся. Потому и отвечает грубо: «От верблюда!»
– Ну чего ты стал? Садись, – вернул Колю к жизни голос спасительницы, и комната, из которой он ненадолго уплыл в прошлое, снова возникла перед его глазами.
Пианино (на нем несколько фотографий в рамочках), диванчик, стол (на столе патефон и пластинка в бумажном конверте), два стула, железная печурка, труба которой выведена в аккуратно замазанную трещину в стене. Большой гардероб. Вся мебель обшарпанная, исцарапанная. На стенах три картины: какие-то леса, поле, домик в зарослях… Это называется пейзажи. У них дома тоже был пейзаж: синее небо, синяя вода в реке, зеленая трава…
Коля удивился: раньше он изо всех сил старался не вспоминать о прошлом, однако эта девчонка и ее комната заставили. Но вот странно – не было привычной боли, из-за которой раньше он отгонял от себя воспоминания. Сейчас Коля даже порадовался, что они вернулись.
Нет, правда, это удивительно!
– Ты что, здесь живешь? – снова огляделся он. – Но ведь дом разрушен! А если обвалится?
– Пока не обвалился, может, и еще простоит, – пожала плечами спасительница.
– Ты здесь зиму провела?! Как же смогла выжить?
– Конечно, холодно было, очень холодно… – вздохнула девочка. – Но мне просто некуда пойти. Мы перед самой войной сюда переехали из Харькова, ни друзей, ни знакомых не завели. Еще хорошо, что мама раздобыла эту буржуйку. Без нее я бы пропала.
– А где твоя мама? – спросил Коля.
– Она погибла, – тихо ответила девочка.
– При бомбежке?
– Нет, ее убили фашисты.
– Она что, была партизанкой?! – изумился Коля, сразу вспомнив Ивана Ивановича.
– Она была врачом, – покачала головой девочка. – Помнишь первый приказ о комендантском часе? Кто появится на улице после шести вечера, будет расстрелян. Она задержалась на дежурстве в больнице на десять минут. Ее расстреляли прямо на улице. Я ждала ее, ждала…
Голос ее дрогнул. Девочка отвернулась, и Коля понял: не хочет, чтобы незнакомый мальчишка видел, как она плачет.
У него даже сердце заболело!
Ужас… это ужас! Она прожила одна после смерти матери целый год: фашисты взяли Краев ровно год назад. И ей даже некому было рассказать о своем горе, и никто ее не пожалел, не утешил…
– Как же я их всех ненавижу! – стиснул кулаки Коля. – И фашистов, и их прихвостней, полицаев! Даже не знаю, кого больше: самих фашистов или предателей. Не плачь. Я за твою маму мстить буду. Так же, как за нашего учителя, Ивана Ивановича. Его за связь с партизанами повесили. Сначала пытали, но он никого не выдал.
– Откуда ты знаешь? – повернулась к нему девочка.
– Тогда бы нас всех арестовали, – пояснил Коля, и вдруг спохватился: что он болтает?! – Я хочу сказать, что тогда и других подпольщиков схватили бы.
Девочка внимательно смотрела на него, и Коля подумал, что, наверное, она обо всем догадалась. Стараясь скрыть замешательство, подошел к пианино:
– Играешь?
– Да так, немножко, – пожала плечами девочка.
…У них дома тоже было пианино. Отец говорил, что раньше играла мама. А Коля вообще никогда в жизни не видел, чтобы на том пианино кто-то играл!
Коле вдруг захотелось рассказать этой незнакомой девчонке, что у него тоже нет мамы, он ее вообще не знал, потому что она умерла, когда он родился. У него была няня Варваровна!.. На самом деле ее звали Варвара Варравовна. Ну да, ее отец носил имя Варрава. Чудн'o же раньше людей называли! Выговорить имя и отчество няни было совершенно невозможно, поэтому они как-то незаметно слились воедино и она стала Варваровна. Про это Коле тоже захотелось рассказать. И про всю свою прежнюю жизнь!
Коля даже испугался: да ведь он эту девчонку совсем не знает, а уже готов ей выболтать свои самые страшные секреты, дурак такой!
Нинке, между прочим, ничего не рассказал бы даже под угрозой расстрела, а этой, которую видит впервые в жизни…
– Сыграй что-нибудь! – попросил, чтобы выгнать из головы всякую дурь. И добавил: – Пожалуйста.
Нинка бы только презрительно фыркнула, услышав это слово, но здесь без него никак нельзя было обойтись, Коля это чувствовал. Здесь оно было к месту!
Девочка открыла пианино и начала наигрывать одним пальцем. Коля сразу узнал мелодию: «Вставай, страна огромная…» И вдруг музыка оборвалась.
– Нет уж, сейчас лучше не надо, – с сожалением сказала девочка. – Вдруг кто-нибудь услышит с улицы – патруль, полицаи, которые тебя ищут. Еще начнут стрелять по окнам! Высоко, конечно, но все-таки страшно.
– А когда-нибудь днем сыграешь? – спросил Коля и вдруг испугался: да он ведь в гости ей навязывается! Нужен он ей!
Но девочка уставилась изумленно:
– Ты сюда еще придешь? В самом деле?
Неужели обрадовалась?!
Коля тоже обрадовался, но ответил сдержанно: