Дочери Волхова
Шрифт:
Как сделать, чтобы ее исчезновения не заметили, Дивляна сообразила очень легко. Под рукой была Теплянка. Дивляна не собиралась ее ни во что посвящать, но их сходство можно было обернуть себе на пользу. К этому сходству все привыкли, никто его не замечал, и сама Дивляна раньше о нем и не думала, но теперь оно показалось истинной помощью богов.
Уже вечерело, и Дивляна больше не сходила вниз. Молчане, которую Милорада прислала проведать ее, Дивляна пожаловалась на усталость и тоску и сказала, что пораньше ляжет спать. Яромила осталась ночевать у сестры Даряши, с которой они опять близко сошлись после возвращения той из Вал-города,
Улегшись на свое обычное место, Дивляна долго ворочалась, вздыхала, жаловалась то на духоту, то на сквозняк и в конце концов сказала:
– Дай я на твое место лягу, мне здесь неудобно!
Тепляна только поджала губы: едва ли на ее старой овчине будет удобнее, но что толку спорить с просватанной? Сама не знает, чего хочет. Тепляна без споров уступила Дивляне свое место, и та на удивление быстро угомонилась.
– Сплю на новом месте – приснись жених невесте! – бормотала Тепляна, устраиваясь поудобнее. – Ты сны-то гляди в оба глаза: авось увидишь, какой он, твой князь Аскольд!
Вот еще, очень надо! Когда Тепляна заснула, Дивляна осторожно встала. Тепляна не шевелилась, продолжая ровно дышать. Спала та всегда на правом боку, поджав ноги, лежа лицом к стене. Из-под одеяла был виден только ее затылок. Стараясь не шуметь, Дивляна натянула на себя шушку Тепляны, взяла ее платок из грубой шерсти – опять накрапывал дождь и было прохладно, – чулки, поршни, выбралась к лесенке и там в полутьме оделась. Из истобки доносился шум: отец с гостями праздновал завтрашнее обручение, родичи уже прикидывали, кто поедет провожать невесту.
Прикрывая лицо краем платка, Дивляна стала спускаться по лестнице. Внизу послышался голос Нежаты, и Дивляна поспешно прижалась к темной стене. Вот кого юды 24 принесли! Влюбленный парень сразу поймет, что перед ним не Тепляна, а другая девушка в ее одежде. Но обошлось: Нежата пошел в истобку, ее не заметив, и в сенях снова стало тихо. Она проворно спустилась, метнулась к двери…
Как при вечере, вечере,
При последнем часу времечке,
24
Юды – злые духи чудских верований. Отсюда, вероятно, русское «чудо-юдо».
Вылетал же млад ясен сокол!
– доносилось оттуда знакомое пение, и Дивляна, не успев остановиться, врезалась в высокую темную фигуру.
Он садился на окошечко,
На серебряну заслоночку!
– продолжая распевать песню, весьма подходящую к случаю, Велем цепко ухватил беглянку за плечо.
– Куда это тебя несет на ночь глядя? – по-хозяйски осведомился он.
– Я… – невольно пискнула она, и тут он ее узнал.
– Дивлянка! – охнул Велем, который, несмотря на полутьму и обмен одеждой, все же не мог спутать дочь Молчаны со своей родной сестрой. – Это что за дела? – Он окинул взглядом платок
– Пусти! Надо мне! – Дивляна рванулась, но с тем же успехом можно было рваться из железных тисков: держащие ее руки даже не дрогнули.
– Ты куда собралась? – повторил Велем, и по твердому строгому тону было ясно, что без ответа он с места не сдвинется.
– Пусти! – Дивляна снова дернулась и даже попыталась толкнуть его в грудь, но так же она могла бы толкнуть белый камень на берегу – только кулак отбила.
Широкий Велем полностью загородил собой дорогу и прижал ее к стене, крепко держа за плечи.
– Ну, пусти! – уже с мольбой произнесла Дивляна. – Вельша, ну пожалуйста, мне очень надо!
– Не пущу! – Велем тряхнул волосами и дунул вверх, отбрасывая прядь с глаз. – Говори, куда тебя несет? Ночью и в Тепляниных тряпках? Из дому, что ли, бежать навострилась? То-то я тебя сегодня с Вольгой видел!
– Ты видел? – ахнула Дивляна.
– А что я, слепой? Я с Вольгой сам еще поговорю! Теперь уж не Купала, ты просватана, и дурь всю эту из головы выбрось. А ну, бегом наверх!
– Не кричи! – взмолилась Дивляна, чуть не плача. – Вельша, родненький! Ну пусти меня, мне только попрощаться!
– С Вольгой?
– Да. – Дивляна кивнула. – Я люблю его, как ты не понимаешь, кочка ты луговая! Я его люблю, и родичи все намекали, что, дескать, мне жениха долго искать не надо. А теперь вон отдают меня мало что не в Кощное, меня же не спросят, как будто я роба купленная или коза белая – за веревку привязали да повели!
Она заплакала, закрыла лицо руками, и Велем отпустил ее плечи. При виде женских слез у него всегда что-то слабело и опадало в груди, вся твердость куда-то девалась, а слез Дивляны он и вовсе не мог выносить. Когда она плакала, в этом было что-то такое неправильное, будто у тебя на глазах Ящер пожирал солнце. Ее судьба волновала его больше, чем благополучие всех остальных. Подумать только – совсем недавно он волновался, что Вольга-таки посватает его сестру и увезет в Плесков, в такую даль! Суденицы будто посмеялись над ним – протянули ее нить гораздо, гораздо дальше! Что там Плесков – тьфу, рукой подать! Он сам там был, даже два раза. Вольга и вовсе повадился туда-сюда бегать, будто из Дубовика. А Дивляне предстоит ехать и впрямь мало что не в Кощное, но Велем не позволял себе поддаваться жалости. Отец сказал, что так надо, и он прав. Найти новую дорогу к богатствам далеких земель – слишком важное дело, чтобы считаться со страхами глупой девки.
– Ты вон Ложечку свою и то пожалел, подобрал, помереть не дал, выходил… – всхлипывала Дивляна. – Крестик ей подарил, я видела… чужую девку, что слова не молвит, жалеешь, а меня, сестру родную…
Велем смутился, вспомнив Ложечку. В последнее время он даже стал подумывать, не жениться ли, что ли, на ней? Она ему очень нравилась, девка вроде умная, рукодельница и к тому же смирная. Сложность была только в том, что за два месяца она выучила лишь несколько самых необходимых словенских слов. О сумасшедшей любви Дивляны к Вольге он знал больше других (во всяком случае, дольше), и ему было жаль сестру, которой приходится прощаться с самыми сладкими и дорогими для девушки надеждами. Все, что в его силах, он был готов сделать для ее счастья, но…