Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]
Шрифт:
— Так и есть! — охранник подхватил на чистый носовой платок сгусток отхаркнутой крови и поднес к глазам Побожего, чтобы тот удостоверился.
— Видишь пулю? Сама вышла. Первое дело раненому — рюмку водки!
Маркелыч двумя пальцами подхватил пулю и, повертев ее перед глазами, сунул в свой носовой платок.
— Сашка, ну как ты? — вопросил он товарища.
— Полегчало, Маркелыч! Жить можно. Ей-богу, полегчало. Налей-ка мне третью, Филипыч. Не знаю, как и благодарить вас обоих, что жизнь мне спасли.
Филипп Филиппович рассмеялся:
— Чудак ты, Александр, —
— Да нет, нам домой надо. Меня Лукерья Тимофеевна ждет, — запротестовал бравый отставник МВД. — У нее там окрошка прокиснуть может.
— Ничего не знаю — вы мои гости! — добродушно-угрожающе рявкнул Филипп Филиппович. — Хотя бы на посошок, а выпить-закусить надо.
Только заставив друзей-громовцев солидно отобедать и отужинать осетрами, налимами, стерлядями, гребешками под заливной глазурью, подливками и соусами из водорослей и водоплодовых, изрядно угостив их диковинными наливками и настойками, Филипп Филиппович решил самолично вывести ветеранов потайными ходами из подводного царства на свет божий. Маркелычу он завернул с собой гостинец — огромного копченого осетра, Волохину сунул под мышку здоровенного налима и дал в руки штоф «Рыбьего жира» — особой подводной водки, наподобие «Столичной», — для продолжения лечения или на всякий случай, если его еще раз заденет нехорошая пуля.
— Тут идти недалеко! — объяснил Филипп Филиппович. — Ох, открутит мне голову Кузьма Егорыч, что я вас не задержал. Так никак не можете хоть на три денечка остаться, ну хоть на денек? А, Маркелыч?
— Филипыч, ты же бывший работник органов, должен понимать, нас там наверху Дюков ждет, ГРОМ, я же тебе рассказывал все, как есть.
— Ну, бывайте! За этой дверью ход в аферийское посольство, оно уже лет двадцать пустует. Охраны там только три чудака и милиционер в будке. Посередине залы для приемов стоит огромный стол, вмурованный в пол, под этим столом два люка, из одного вы как только вылезете, так напротив сразу же другой откроется, ныряйте в него и выберетесь уже за территорией посольства, в глухом дворе на Спасоголядьевской улице. Все поняли? На самый крайний случай там на ножке стола вертушка есть, чтобы люки открывать, если что, сообразишь, Маркелыч, а, вообще-то, живые от мертвых — отрезанный ломоты.
— Исключения подтверждают правила! — показал свою понятливость и ученость хитрый Маркелыч, подмигивая Волохину.
Поправив веник, чтобы сподручнее было шагать тайным ходом, Побожий обнялся с Филиппом Филипповичем. Волохин шагнул к водяному человеку.
— Спасибо, Филипп Филиппович, что спасли мне жизнь, я этого век не забуду, — со слезами на глазах прощался молодой пенсионер со своим избавителем.
— Дурак ты, Волохин, ей-ей дурак, такой жизни лишился, дядя у него Москвой-рекой заведует, а он хочет Родине послужить. Нет, видно, пока человек не помрет, он не поумнеет. Ну, с Богом!
Филипп Филиппович тоже смахнул с глаз слезу, хоть он и хорохорился, а прощаться мертвому с живыми всегда тягостно и душевно грустно.
Глава 4
ПОД СТОЛОМ В АФЕРИЙСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ
Все оказалось так, как и говорил Охапкин, кроме одного — уже третьи сутки аферийское посольство не пустовало. В связи с перестройкой СССР готовился восстановить дипломатические отношения с этим океаническим государством, и сегодня в зале для приемов было много народа. Стол, под которым очутились громовцы, был накрыт скатертью, сквозь затейливое кружево которой друзья увидели не только дипломатов, стоявших кучками вдоль стен, но и зал, где на троне восседала уже известная им женщина, да и лица некоторых из присутствующих, их облик и манера выражать свои чувства показались им знакомыми. В углу залы на постаменте рядом с троном стояли чучела коней с красовавшимися на них рыцарскими доспехами.
— Смотри-ка, Александр, те самые, из Архангельского! Эго же заговор против СССР!
Волохин, разинув рот, прильнул к прорези в скатерти и даже выронил налима из рук.
— Так и есть, точно, Маркелыч! — прошептал Волохин, увидев ослепительно красивую женщину, сидевшую на троне.
— Итак, мы давно не вершили суд в этой стране над нашими подданными, — проговорила женщина — Суд наш будет скорый и праведный, обжалованию он не подлежит. Кто хочет, чтобы его рассудили?
— Я! — гнусаво захныкал вурдалак, прижимающий платок к носу. — Рассудите, Элеонора Константиновна!
— Слушаю тебя. Кажется, ты секретарь Бульдина? — сощурилась Элеонора.
— Точно так-с, — упал на колени вурдалак в смокинге — Мне вой тот негодяй-упырь откусил нос.
Маленький упырь с хищными зубами и тоже в смокинге, производя небольшой ветер огромными ушами, похожими на опахало, выкатился в центр зала, негодующе крича:
— Ложь, ваше величество, клянусь — он сам откусил себе нос!
Элеонора вопросительно подняла брови.
— Разве можно самому себе откусить нос? — удивленно воскликнула женщина, обращаясь к упырю.
— Это же номенклатура Бульдина, им все можно, захотел себе нос откусить и откусил, для них закон не писан.
Элеонора рассмеялась, щелкнув пальцами:
— Ты прав, с произволом бульдинских секретарей надо кончать! Следующий!
Из толпы гостей вышла большая группа представительных мужчин очень солидного вида, и один из них депутатским голосом начал говорить о вдовах и сиротах, оставшихся после побоища в Архангельском.
— Мы, передовые нелюди нового мышления, решили организовать в помощь сиротам Фонд милосердия, чтобы оказать им действенное вспоможение. Вы, Элеонора Константиновна, прославились на весь мир своей щедростью. У нас к вам три просьбы, не согласитесь ля вы их исполнить?
— Для вдов и сирот я готова на все.
Обрадованный председатель депутатской группы переглянулся со своими друзьями.
— Во-первых, мы просим разрешения организовать Фонд милосердия.
Элеонора согласно кивнула.