Дочки-мачехи
Шрифт:
Скляров снова вскочил со своего места и взревел:
– Что-о?!
– Прошу вас, – невозмутимо проговорил адвокат Евстафьев и протянул прокурору лист с распечаткой результатов экспертизы.
Чем дальше тот читал, тем больше бледнело и вытягивалось его холеное лицо, тем больше дрожала большая рука с дорогими швейцарскими часами на запястье.
Наконец он, протянув листок судье, сел на свое место, и пробормотал:
– Этого не может быть...
Но самое большое воздействие оглашенный Евстафьевым факт оказал на трех людей: Свиридова, который, казалось бы, безучастно сидел
Последний, казалось, был потрясен больше всех – его массивное рыхлое лицо побагровело, дернулись и помутнели маленькие красные глазки-буры, из мощной груди вырвался с присвистом страшный хрип...
Судья ознакомился с результатами экспертизы, повертел в руках пистолет и проговорил, обращаясь к Смоленцевой:
– Как вы объясните только что вскрывшиеся факты?
Губы Алисы дернулись, пытаясь что-то сказать в свое оправдание... Но ее опередил чей-то хриплый, густой, болезненно надтреснутый и словно изменивший его владельцу голос:
– Ничего не надо объяснять. Я объясню. Я хочу дать свидетельские показания.
...В зале, выпрямившись в полный рост, стоял и мутно смотрел и ничего не видел вокруг себя Филипп Григорьевич Котов, Кашалот.
– Я объясню, – повторил он и, оттолкнув попытавшегося было задержать его Медведева, направился к Алисе.
Сжавшись, она посторонилась, уступая ему место, и почти прижалась к охраннику.
Котов посмотрел на судей, на Свиридова и с трудом заговорил. Весомо и отчетливо раскатывалось каждое его слово в мертвой тишине зала.
– Я думаю, повторная экспертиза не нужна. Такой адвокат, как господин Евстафьев, не станет вводить в заблуждение, предлагая не проверенные сто раз данные. Смоленцева может ничего не говорить. Я и так знаю, что она виновна. И знал до того, как адвокат... э-э-э... Евстафьев обнародовал результаты экспертизы. Вот так.
В зале продолжала царить тишина...
Только голос Кашалота продолжал хрипло, рывками проталкиваться сквозь эту ватную тишину:
– Вчера я узнал, что мою дочь никто не похищал. Кажется, в этом состоит первый пункт обвинения... э-э-э... Свиридову? Да? Так вот, моя жена Анжела Котова рассказала мне, что похищение было разыграно – от и до. Просто с целью выжать из меня побольше бабок... миллион гринов. И этот миллион они должны были поделить на четверых. Исполнитель, моя дочь, моя жена, – его губы страдальчески скривились, выговаривая эти слова, – и моя любовница. Вот эта женщина, Смоленцева. Для осуществления этого плана они наняли профессионала высокого класса – вот его, Свиридова – и... дальше вам все известно.
Меня облапошили как младенца. И я бы ничего не узнал, не произойди это несчастье... сучки передрались, и одну из них застрелили... мою дочь, Лену. А позавчера вот эта женщина, Смоленцева, пришла в мой дом и предложила мне сдать Свиридова за списание своих долгов. Вот и все. А теперь оказывается, что и Лену убила она... шалава.
Лицо Котова стало просто страшным, когда он захрипел и протянул руку за платком, который протягивал ему
Тяжело рухнув в кресло на переднем ряду, Кашалот начал утирать пот со лба.
Как только он умолк, в зале поднялся шум, быстро переросший в беспорядочный галдеж и суматоху. Судье и охране стоило немалых трудов установить хотя бы относительную тишину.
Алиса стояла, словно пораженная приступом столбняка. С ее лица, как влага под палящим солнцем, улетучилась вся надменность. Но – странное дело! – адвокат Евстафьев рассматривал ее не с презрением и торжествующим вызовом победителя, а с каким-то почти детским любопытством, словно пряча во взгляде какую-то заветную, внезапно остро и ярко озарившую мозг мысль.
* * *
Наконец водворилась тишина.
– Гражданка Котова может подтвердить сказанное вами? – спросил судья, глядя на Кашалота.
– Не может.
– По какой причине?
– По причине своей смерти. Она умерла вчера вечером от сердечного приступа, – произнес Кашалот, не отрывая многозначительного взгляда от лица Алисы.
Смоленцева содрогнулась.
– Гражданка Смоленцева, вы можете подтвердить сказанное гражданином Котовым?
Алиса подняла взгляд на прутья клетки, туда, где в обжигающе-темной тени белело пепельно-бледное лицо Свиридова. Вероятно, она вспомнила, что вот так, много лет тому назад, его, Владимира, тоже поставили лицом к лицу со страшной правдой – когда она в упор спросила:
– Это правда? – разумея, правда ли, что он убил ее родителей...
И, вспомнив это, она подняла голову, как он тогда, и сказала то самое – короткое и единственно возможное – слово:
– Да.
– Вы разыграли похищение с целью шантажа?
– Да.
– И вы стреляли в Елену Котову?
Лишь секунду помедлила Алиса... и в третий раз сказала:
– Да.
...Через два часа суд постановил признать Свиридова Владимира Антоновича невиновным в похищении и убийстве Котовой Елены Филипповны и из-под стражи освободить.
Ни о каком шантаже даже не упоминалось, и нового уголовного дела по факту вымогательства возбуждено не было. Хотя все основания к тому были. Но такова была воля Кашалота.
Смоленцева же была арестована и водворена в одиночную камеру следственного изолятора...
* * *
В ресторане «Лисс» сидели четверо: Свиридов, Фокин, Павел Евстафьев и Мосек.
– То, что меня освободили из-под стражи и что я дошел до этой дыры живым и здоровым, хотя вся братва знает, что деньги у меня... это пугает больше, чем ствол, приставленный к затылку, – сказал Владимир.
– Да, Кашалот не похож на Деда Мороза, привыкшего раздаривать подарки, – буркнул Фокин. – Но почему ты пошел именно сюда?
– Потому что у меня здесь встреча с Кашалотом, – холодно ответил Владимир. – Он назначил мне свидание еще в зале суда. Вас, скорее всего, попросят покинуть помещение. Я же вас настоятельно просил не идти вместе со мной. Сами настояли... черти.
– Ага... – мрачно проговорил Мосек и поежился, – а вот и братва.
– Н-да-а-а... – протянул Фокин. Евстафьев же предпочел промолчать.