Дочки-матери

Знаменская Алина

Дома ее ждала привычная картина. Рожнов возлежал перед телевизором. Лерки не было. Наташа наполнила ванну горячей водой, залезла в нее, закрыла глаза и стала перебирать в памяти свежие чувственные ощущения. Это оказалось приятно и волнующе. Не хотелось вылезать из теплой воды, покидать ванную.

Она промокнула кожу мягким полотенцем, наложила крем на лицо. В спальне плотно закрыла шторы на окнах и дверь в комнату Рожнова. Достала из кармана колоду карт, к которой не притрагивалась давно. Она знала, что гадать на себя — грех. Но шла святочная неделя, когда гадать можно. Она перетасовала карты, подержала колоду в руках, мысленно формулируя

вопрос. Она сама не знала, что спросить, у нее возникло множество вопросов, но главным, как всегда, оставался вопрос о любви. Она, пожалуй, впервые в жизни так четко осознала, что любовь для нее — главное. Она не мыслит себя без любви. Это стержень всего ее существования. И что бы там ни говорили о тщеславии, материальном благополучии и любви к детям, ею всегда двигала любовь к мужчине. Она давала ей силы выстоять, не сломаться.

Наташа раскинула карты и сразу увидела себя — бубновую даму — в окружении проблем, ее вечных спутниц — черных карт.

“У, воронье, слетелись”, — мысленно ругнулась Наташа и разложила дальше. Дальше ей выпал бубновый король в сочетании с валетом. Это Женя с его благородными делами. Возле него не было никаких дам, и на том спасибо. Выпадали Наташе разговоры в казенном доме, пустые хлопоты, денежный интерес и слезы. Ну а как же без них. Выпала молодая девушка со своей любовью — Лерка. Угораздило ее влюбиться безответно. Ну ничего, дело молодое.

Наташа собрала карты и раскинула второй раз. То, что было, она и так знает, а вот вы расскажите то, что будет. Наташе карты никогда не врали. Она быстро, привычным движением раскинула и сразу увидела рядом с собой эту карту. Винновый туз. Удар. Эта карта могла обозначать что угодно — от болезни до смерти. У Наташи все похолодело внутри. Она быстро собрала карты и сунула их в ящик стола. Будем считать, что она не гадала. Мало ли у нее проблем, еще удара не хватало!

Наташа натянула ночную сорочку и забралась под одеяло. Взяла томик стихов Цветаевой. Многие из стихотворений она знала наизусть, но могла читать их бесконечно. Музыкальный ритм этих стихов был сродни ее вечно рвущейся куда-то душе. Она открыла “Сероглазый король” и попыталась насладиться возникающими образами. Но пресловутый удар не шел из головы. Вдруг звонок взорвал тишину — резкий, длинный. Он трезвонил до тех пор, пока Наташа не вышла в прихожую и не крикнула “иду”.

Леркина подружка Аня ввалилась в квартиру. Она тряслась, стучала зубами и не могла выговорить ни слова. Ее дубленка была распахнута, шарф болтался до колен.

— Что с Лерой? — заорала Наташа и отметила: вот он, удар. — Говори сейчас же, что с Лерой?!

Наташа сама испугалась своего крика. Рожнов соскочил с дивана и в два прыжка оказался в прихожей. Они вдвоем втащили Аню в комнату и усадили на диван.

Анька тряслась и затравленно смотрела на родителей подружки.

— Это они, теть Наташ, это они, я их сразу узнала… Мы с Леркой сидели в кафе, а они…

— Да кто они? — Рожнов тряхнул Аню за плечи. Его лицо мгновенно стало красным. На скулах заходили желваки.

— Те двое, которые меня увезли. Я не сказала вам, мне бабушка не велела. Но они… Они меня изнасиловали тогда, теть Наташ! — Аня говорила торопливо, спотыкаясь и с трудом выговаривая ненавистное слово.

— Где Лера?! — заорала Наташа, срывая голос. Рожнов кинулся одеваться.

— Мы в кафе сидели, в “Хрусталике”, они зашли и — к нам. Меня увидели и говорят: “Старая знакомая”. Я испугалась,

меня просто парализовало. А Лерка им хамить начала. А тот амбал, который ближе к ней сидел, он за руку ее схватил и говорит: “Сиди тихо, а то мы твою подружку пришьем”. И пистолет показал. У них оружие есть, дядь Сереж, я видела!

Рожнов был сизо-красный, на лбу выступили капельки пота. Наташа опомнилась, кинулась в спальню, стала одеваться. Рожнов переспросил название кафе.

— Меня толстый вывел, там предбанник есть, в кафе. Меня от страха вырвало. Он меня в туалет отпустил умыться. А я окно открыла. Я в окно убежала, теть Наташ, и сразу к вам… Скорее надо…

— Они на машине? — хрипло спросила Наташа, натягивая пальто.

— Кажется, нет. Толстый сокрушался, мол, такие девочки, жаль, тачка сломалась, прокатить не на чем.

Рожнов вылетел из квартиры, хлопнув дверью. Наташа с Аней кинулись следом.

— Ты иди в милицию, — бросил Рожнов на ходу, — а я сразу туда. Быстро!

Наташа послушно побежала в сторону пункта милиции. Рожнов мчался по улице в развевающейся куртке, без шапки. Шарф вился за ним как флаг. Он влетел в кафе и, не найдя там Лерки, схватил за грудки бармена.

— Эй, папаша, полегче! — Мальчик-бармен от неожиданности выронил стакан.

На звук разбитого стекла обернулись посетители. В заведении тусовались подростки.

— Здесь двое были. Два амбала. С ними девчонка. Где они?

Рожнов приподнял бармена над полом. Тот задергал ногами, покраснел до кончиков ушей.

— Они увели ее, — сказал кто-то из зала. Рожнов бросил бармена и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Куда?

Все молчали.

— Это дочка моя, понимаете вы, волки тряпочные?! Это дочка моя! Куда они ее повели?

Девчонка не старше Лерки сползла с барной табуретки и подошла к Рожнову.

— Идемте.

Она вывела его в закуток-курилку.

— Я их знаю. Они скорее всего ее в Строительный повели. Там подъезды с кладовками.

Рожнов судорожно сглотнул и вырвался на морозный воздух.

Строительный переулок был недалеко, у рынка. Он отличался особенно темными дворами и сложной конструкцией подъездов. На каждом этаже возле лифтов имелись подсобные помещения. Рожнов не помня себя долетел до ближайшего дома. Торкнулся в первый попавшийся подъезд — кодовый замок. Следующая дверь — домофон.

Сердце бешено стучало, ныряя в живот. Третий подъезд был обычный, с обшарпанной дверью. Рожнов влетел и остановился внизу. Достал спички и трясущимися пальцами стал зажигать их. Наконец пламя вспыхнуло. На миг осветило клочок подъезда. Никого. Рожнов поднялся на второй этаж. Прислушался. Рядом было тихо. Он уже собирался спуститься, когда услышал откуда-то сверху сдавленный крик.

Рожнов похолодел нутром, но не позволил себе раскрыться раньше времени. Он мягко, подобно тигру, пробрался на этаж выше. Теперь из закутка за лифтом явственно слышалась возня. Вновь Рожнов услышал что-то между писком и стоном. Словно кричать пытался человек с плотно зажатым ртом. Он не разобрал, не узнал Леркиного голоса. Он нутром почуял, что это Лерка.

Рожнов вышел на лестничную площадку. Откуда-то сверху, этажа с седьмого, сочился слабый, еле различимый свет. Рожнов встал напротив двери в подсобку. Он отступил два шага, набрал в легкие побольше воздуха и рванул вперед, вложив в силу удара все свое напряжение, нервы и злость. За дверью кто-то вскрикнул, та едва не слетела с петель.