Догматическая система святого Григория Нисского
Шрифт:
В основе его лежит печальный факт диалектической игры догматическими формулами: переставят слово, переменят букву, — и истинная мысль искажена; возьмут библейские тексты, свяжут их своими пояснительными вставками, — и ересь готова; выберут из св. писания несколько разных имен, придадут им свои специальные значения, — и вся прелесть нескончаемого спора тотчас же к услугам богословствующих софистов. При таких обстоятельствах вполне естественно было предложить на обсуждение церкви существенно важный вопрос: „не в словах ли и произношении подвергается опасности твердость веры, так как о точности по смыслу (у противников церкви) нет никакого рассуждения“ [146] . Нужно было отнять у любителей тонких диалектических споров все перечисленные поводы к искажению истины, и с этою–то целью св. Григорий Нисский остановился на мысли о сохранении буквы догматических формул. Во второй книге против Евномия он утверждает, что православные содержат проповеданную Спасителем истину вполне благочестиво, потому что относятся к ней с полным доверием и благоговением. „Мы до буквы храним ее, — говорит он, — как приняли, чистою и неизменною, признавая крайнею хулою и нечестием даже малое извращение преданных слов… Мы не делаем в ней ни сокращения, ни изменения, ни прибавления, ясно зная, что осмеливающийся извращать божественное слово злонамеренными лжеумствованиями есть от отца своего диавола, который, оставив слово истины, стал отцом лжи и от своих глаголет“ [147] ). Св. Григорий хвалит своего брата св. Василия Великого за то, что он не способен был в изложении веры сделать „прибавление или исключение“, что он был так далек от свободного обращения с догматическими формулами, что не мог даже изменить „порядка в написанном“ [148] . Св. Василий Великий поступал подобным образом вследствие своей крайней осторожности, чтобы не подать кому–нибудь повода к недоразумениям и нареканиям [149] . Св. Григорий Нисский считает необходимым так поступать вследствие безграничного уважения к высочайшему авторитету Спасителя и Его апостолов, которым было угодно открыть истину именно в таких, а не в иных
146
Contra Eunom. lib. , op. t. , col. 417 B: , ? Текст не совсем понятен и потому передается различно. Латинский интерпретатор совершенно произвольно истолковал его в таких словах: Quid enim? An in verbis et prolatione sесиritas et sinceritas fidei perdinatur? An nulla ratio habenda ejus, quae ex sensu est, accurationis? Лучше передали темное место русские переводчики: «ибо что? не от речений ли и произношения терпит опасность непоколебимость веры, а о точности в смысле нет и слова»? (Твор. ч. V, стр. 205). В нашем переводе пояснительная вставка сделана на основании контекста, где обличается софистическая диалектика ариан.
147
Contra Eunom., lib. I, col. 293A.
148
Op. t. II, col. 468 В.
149
В книге «О Святом Духе» к Амфилохию св. Василий Великий сам передает случай, который заставил его обратить особенное внимание на догматические формулы. «Недавно, — рассказывает он, — когда я молился вместе с народом и славословие Богу и Отцу заключал двояко, то словами: с Сыном и со Святым Духом, то словами: чрез Сына во Святом Духе, некоторые из присутствовавших восстали против меня, говоря, что мною употреблены выражения странные и при том одно другому противоречащие» (Op. t. III, р. 4). По мнению св. Василия, эта внимательность к слогам и выражениям — мелочна , — но все–таки необходимо нужно считаться с этой мелочностью, и потому, в успокоение восставших и в опровержение повсюду распространяемых слухов, будто св. Василий «нововводитель и слагатель новых выражений», он подробно доказывает, что сам он никогда не дерзал употреблять в изложении догмата своих собственных выражений, что он принимает «выражение угодное и обычное святым и утвержденное обыкновением» (t. , р. 88).
150
Contra Eunom., lib. , col. 300A.
151
Ibid. В.
152
Ibid. lib. II, col. 468 В.
153
Ibid. D–469A.
154
Contra Eunom., lib. , col. 272A.
155
Ibid. col. 293 A.
С признанием точности и неизменности догматических формул, научное раскрытие содержания догматов ни мало не исключалось, а только получало более правильное и сообразное с существом дела направление. Разум по прежнему мог раскрывать содержание веры, но уже не мог по своему произволу искажать и колебать его, потому что в неизменной формуле вера приобретала себе прочное ручательство от всяких покушений на её точность и истинность со стороны человеческой любознательности. Здесь можно было рассуждать только в пределах непосредственной веры, как она выражена догматическими формулами, — так что хранение буквы является действительным условием хранения смысла.
Но в то время, когда св. Григорий писал свои догматические трактаты, многие догматы еще не были заключены в строго определенные формулы, а некоторые и совсем еще не были раскрыты. Чем же должен был руководиться христианский богослов при исследовании этих догматов и вообще всех догматических вопросов, которые не были решены вселенскою церковию? Прямого ответа на этот вопрос у св. Григория нет, — но в первой книге против Евномия он мимоходом высказал такую мысль: „пока догматы благочестия еще не были приведены в известность, может быть, тогда менее было бы опасно отважиться на нововведение“ [156] . Хотя мысль здесь выражена довольно нерешительно, однако можно, кажется, думать, что по отношению к нерешенным церковию догматическим вопросам св. Григорий допускал некоторую свободу исследования. За это, по крайней мере, говорит его собственная свобода в исследовании эсхатологических вопросов.
156
Ibid., col. 272 А.
4. План догматической системы св. Григория Нисского.
Выше было замечено, что св. Григорий постоянно прилагал термин ко всем вообще теоретическим истинам христианства, открытым в св. писании и хранимым в церкви Христовой. Теперь нужно частнее отметить, какие именно истины христианского откровения у него называются именем догматов.
В прологе к своему Великому Катехизису, говоря о заблуждении язычников, св. Григорий предлагает примерное рассуждение, при помощи которого можно было бы привести язычника — политеиста к признанию истины единства Божия, — и называет эту истину [157] . Так же называет он в разных местах своих творений и христианское учение о богопознании [158] , о непостижимости Божественной сущности [159] , о свойствах Божества [160] и троичности Божеских Лиц [161] . Следовательно, учение о Боге, во всех его частных пунктах, по представлению св. Григория, есть учение догматическое. Рядом с учением о Боге св. Григорий определяет, как догматическое, и учение о проявлениях божественной деятельности в мире и человечестве. Он называет „догматом великим и сокровенным“ учение о творении мира [162] , „догматом великим и возвышенным“ — учение об особенном достоинстве человеческой природы [163] ; он определяет, как догматическое, учение о грехопадении людей и о спасении их через Иисуса Христа [164] . Учение о воплощении Сына Божия для спасения согрешивших людей он чаще всего называет „таинством“ , иногда „таинством благочестия“ . а иногда просто „догматом“ [165] . Те же именования прилагает он и к учению о крещении, именуя его и „таинством возрождения“ и догматом [166] . Наконец, он излагает догматическое учение о загробном бытии, о всеобщем воскресении и о будущей блаженной жизни людей [167] .
157
Op. t. , col. 12 D.
158
In. cant. hom. XI, op. t I, col. 1009 AB.
159
Ibid., hom. VІ, col. 892 B, A–C.
160
Ibid. hom. V, col. 873 CD.
161
Orat. cat. cap. 1; libri contra Eunomium.
162
In Hexaemeron, op. t. I, col. 72 C, 113 B. De hominis opii., ibid., col. 144 D.
163
1) De hominis opificio, col. 181 B.
164
In. cant. hom. , op. t I, col. 1020 B. Сontra Eunom. lib. XII., op. t. II, col. 925 C.
165
Orat. catechet., cap. 12, 16. Contra Apollinarem cap. 2, 4.
166
Ibid. cap. 33.
167
De anin., et resurrect., op. t. ІV, col. 28 C–69 B, 108 A, C; 129 BC; 96 A.
Все эти догматы, составляя содержание догматической системы св. Григория, разделяются у него на две части, из которых первая определяется термином (богословие), а вторая — термином (домостроительство). Значение этих терминов легко можно определить на основании полемики св. Григория с Евномием из–за текста книги Деяний , 36: Господа и Христа Его Бог сотворил есть, сего Иисуса, Егоже вы распясте. Евномий относил слово сотворил () к божеству Иисуса Христа, и потому, на основании этого текста, доказывал Его премирное тварное происхождение; между тем как св. Григорий не соглашался с таким пониманием апостольского изречения и относил слово сотворил к человеческой природе Иисуса Христа. В доказательство справедливости своего понимания, он указывал на то, что Апостол здесь „не богословие нам преподает, а указывает своим учением на домостроительство страдания“ [168] ; следовательно, спорное слово должно быть отнесено не к божественному бытию Сына Божия от века, а к Его человеческому бытию во плоти. Таким образом, св. Григорий различает в бытии Сына Божия две стороны: Его божественное бытие до воплощения, и Его человеческое бытие в воплощении. Первое он относит к богословию, второе — к домостроительству. Следовательно, богословием в данном случае он называет учение о Боге Сыне в Его внутреннем, божественном бытии, или о Боге Сыне в Себе Самом, — а домостроительством — учение о Боге Сыне в Его внешней божественной деятельности, или в Его отношении к человечеству. Это различие богословских терминов и св. Григорий выдерживает постоянно и строго. Учение о Сыне Божием в Себе Самом он всегда называет богословием [169] , учение же о Сыне Божием, воплотившемся ради нашего спасения, всегда называет домостроительством [170] . Но различие терминов и имеет значение не только по отношению к Лицу Сына Божия, но и вообще по отношению к Богу в Его внутренней божественной деятельности. Например, излагая учение о беспредельности Божественной природы, не знающей никаких временных ограничений, св. Григорий ссылается на пророка Исаию, который „богословствуя об этих догматах, говорит от Лица Божия: Аз первый и Аз по сих; прежде Мене не бысть ин Бог, и по Мне не будет“ [171] ; или, защищая православное учение об единосущии и равенстве Сына Божия с Богом Отцом, он ссылается на евангелиста Иоанна, который так именно излагает „таинство богословия“ в своем евангелии [172] . Вместе с этим и термин , хотя и употребляется у св. Григория в качестве специального термина для обозначения таинства воплощения Сына Божия, однако во многих случаях имеет более широкое значение. Посредством этого термина св. Григорий обозначает: а) творческую Божию деятельность, явленную при изведении всего из небытия в бытие [173] , b) промыслительную Божию деятельность о всем вообще мире [174] , и с) спасительную Божию деятельность в роде человеческом до воплощения и после воплощения Сына Божия [175] ; т. е. — понятие обнимает собою у св. Григория все вообще виды внешней божественной деятельности.
168
Contra Eunom. lib. V, со). 700 B: , . Conf. col. 685 С.
169
Например, в Contra Eunom. lib. II, col. 508 С. учение свящ. писания о Сыне Божием у св. Григория называется , — а в lib. IV, col. 629 B, изложив учение Евномия о Сыне Божием, св. Григорий замечает: .
170
Orat. catechet. cap. 5, 10. 20, 24.
171
Contra Eunom. lib, V, col. 684 A.
172
Ibid. lib. IV, col. 624 A, 625 C.
173
De anima et resurrect., op. t. III. col. 120 C.
174
Orat. cat. cap. 6.
175
De anima et. resurrect., col. 105 A.
Сопоставляя теперь , как общее определение догматического учения о Боге в Себе Самом, и , как общее обозначение догматического учения о Боге в Его внешней деятельности, мы можем разделить все пункты догматической системы св. Григория на две части. Первую часть составит учение о Боге в Себе Самом, а вторую — учение о Боге в Его отношениях к миру и человечеству. Содержание первой части будет заключать в себе четыре частных отдела: I) учение о бытии Бога, ) учение о богопознании, III) учение о свойствах Божиих и IV) учение о Св. Троице. Содержание второй части будет заключать в себе семь отделов: I) учение об отношении Бога к миру духовному, II) учение об отношении Бога к миру вещественному, III) учение об отношении Бога к человеку, IV) учение о происхождении зла в мире и человечестве, V) учение о Лице Спасителя, VI) учение о спасении и VII) учение о будущей жизни.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
УЧЕНИЕ О БОГЕ В СЕБЕ САМОМ.
I. Учение о бытии Бога.
Доказательства истины бытия Божия у св. Григория Нисского; врожденность богосознания, как внутреннее доказательство бытия Божия; внешние доказательства бытия Божия — космологическое и физико–телеологическое. Постановка этих доказательств у Григория Нисского и у предшествовавших и современных ему отцов и учителей церкви. Особенности взляда св. Григория на значение и силу космологического и физико–телеологического доказательств бытия Божия сравнительно со взглядом на этот предмет предшествовавших ему церковных писателей.
Что Бог существует, — это, по мнению св. Григория Нисского, такая очевидная истина, которая не требует для своего подтверждения никаких доказательств и не нуждается ни в каких разъяснениях. Каждый человек в глубине своего собственного духа имеет особенное, от природы данное, внутреннее чувство силы Божией, и это естественное чувство заставляет каждого веровать и не сомневаться, что Бог существует [176] . Правда, непосредственное чувство силы Божией, как и всякое вообще чувство, могло бы ослабевать в людях и даже совсем погасать, если бы только оно одно постоянно говорило человеку о Боге; но в действительности оно вовсе не единственный свидетель бытия Божия, потому что имеет для себя постоянного возбудителя в явлениях видимой природы. Природа постоянною сменою своих явлений необходимо возводит испытующий человеческий ум к бытию неизменяемому, самосущему, — потому что все видимое в природе связано необходимою цепью причин и действий, одно от другого зависит, одно в другом нуждается, и в своем последнем основании необходимо предполагает бытие высочайшей первопричины, которая уже ни от чего не зависит и собою только одной обосновывает все зависимое бытие. „Из того, — рассуждает св. Григорий, — что обнимается чувством и созерцается умом, ничто не есть подлинно сущее, кроме превысшей всего сущности, которая служит причиною всему и от которой все зависит, — потому что хотя мысль и иное нечто усматривает в числе существ, однако не в одном из этих существ ум не видит такого, которое бы не имело нужды в другом, и которому можно было бы придти в бытие без общения с истинно сущим [177] . Эта ограниченность мирового бытия, заставляя человеческий разум искать самобытную первопричину всего, по мнению св. Григории Нисского, необходимо принуждает человека веровать, что такая первопричина действительно существует, и что она–то именно и есть прежде всего и в собственном смысле сущая Божественная природа [178] .
176
De beatitudinibus, orat. V, op. t. I, col. 1249 D: , — говорит св. Григорий, — .
177
De vita Moysis, t. I, col. 333 B. De infantibus, qui praеmat. abrip., t. III, col. 172 CD.
178
Orat. catech., cap. 32: , , .
Но свидетельствуя о Боге своим бытием, мир еще яснее свидетельствует о Нем своим устройством, потому что „творение ясно возглашает о своем Творце и самые небеса, как говорит пророк, неизглаголанными вещаниями поведают славу Божию“ [179] . Смотря на стройную жизнь природы, разумный человек легко может заметить художественную и премудрую силу Божию, о которой так убедительно говорят мудрые законы мироправления. „Кто, — спрашивает св. Григорий, — видя стройность вселенной разумным оком души, не научается явно из видимого, что художественная и премудрая Божия сила, открывающаяся в существах и все проникающая, и части приводит в согласие с целым, и целое восполняет в его частях, — и что вселенная, в себе самой пребывая и около себя самой вращаясь, никогда не прекращая движения и не переходя из того места, в котором она помещена, в другое, содержится единою некоторою силою?“ [180] Утвердительный ответ на этот вопрос св. Григорий считал безусловно обязательным. По его представлению, космическая стройность служит самым очевидным доказательством бытия Божия, и потому всякий разумный человек самым убедительным образом может заключить на основании чудес видимого мира к бытию мыслимой первопричины его [181] .
179
De anim. et resurrect. t. III, col. 25 AB.
180
Ibidem, col. 26 B, 28 A.
181
In cant. hom. XI, pp. t. I, col. 4009D: dia , , .
Если, таким образом, внутреннее чувство силы Божией имеет для себя во внешней природе постоянного возбудителя, — то само собою понятно, что совершенно погаснуть оно не может, а вместе с ним не может совершенно исчезнуть и убеждение в истине бытия Божия. Если же, несмотря на это, все–таки являются люди, которые не веруют в Бога и говорят, что Его нет, — то, по мнению св. Григория, это они говорят только по своему безумию, в растление своей собственной жизни [182] .
182
In psalmos, t. 1, col. 505 B. De anim. et resurrect. t. III, col. 25 A.