Договор с демоном
Шрифт:
Голос Ника звучал трескуче и глухо — ни дать ни взять огонь, лижущий угли, а журчание воды, подмешиваясь к его речи, еще добавляло ей странности.
— Если ты поможешь сделать Алана счастливым, — посулил Ник, — я готов на все для тебя.
Мэй чуть выпрямилась. Плюс сантиметр роста — и то хорошо.
— Обойдусь без взяток, — сказала она. — Мы же у тебя в долгу. Буду рада помочь.
Ник кивнул и даже не поблагодарил, только развернулся и пошел обратно в сторону церкви. Ветер как будто сменил направление
Конечно, рядом с заклинателем погоды ни о каком «будто» речи не шло.
— Когда ты говоришь ужасные вещи, и люди пугаются, — прокричала Мэй против ветра, — добавляй: «я совсем не это хотел сказать».
— Я всегда говорю, что хотел.
— М-м… Ладно. Еще хорошие слова: «я, наверное, неудачно выразился». Пусть решат, что ты имел в виду другое.
— Почему?
— Людям легче думать, что ты сморозил чушь. Мы постоянно говорим глупости, но при этом можем забрать свои слова обратно. Все друг друга прощают, на земле мир и покой, — объяснила Мэй. — Иначе сочтут, будто тебе плевать на остальных, а хуже этого нет.
Они свернули, река осталась в стороне, и ветер свистел над головой, сотрясая ветви деревьев и внезапно набрасываясь из-за заборов.
Ник поразмыслил над услышанным и нашел в нем разумное зерно.
— О'кей, я могу притвориться, что мне не плевать.
— Кстати, — заметила Мэй, — если хочешь быть человеком, попробуй искреннее ненаплевательство. Помогает.
Ник долго, задумчиво на нее смотрел, а потом улыбнулся. Улыбка вышла недобрая.
— Кажется, ты не так меня поняла, — сказал он. — Я не хочу быть человеком.
Мэй удивленно моргнула. В следующий миг рядом с ней что-то оглушительно громыхнуло, словно кто выстрелил из ружья над самым ухом. Оказалось, собака в соседнем дворе вдруг начала остервенело лаять и бросаться на ворота, чтобы достать Ника. Здоровая псина, немецкая овчарка… в оскаленной пасти сверкают белые зубы. Когда Ник сделал шаг к воротам, она забилась с удвоенной яростью, даже чугунная решетка задрожала под ударами.
Ник прислонился к воротам. Из собачьей глотки вырвался жуткий, прерывистый горловой рык.
— Звери — свидетели.
Он выглядел обыкновенным парнем — потертые джинсы, длинная челка. Несколько раз за прогулку Мэй забывалась и думала о нем как о Нике, которого она знала раньше, до прозрения. Тем нелепее казалось то, что животные его боятся и люто ненавидят.
— Я — не человек, — произнес Ник. — Никогда не был, никогда не стану. Мы иначе устроены, иначе чувствуем и думаем. По-другому мне не надо. Зачем? Что в вас, людях, такого замечательного? Всю жизнь барахтаетесь в сомнениях, мучаете себя, мучаете друг друга, да еще «совсем не того хотите».
Он мельком посмотрел на собаку, и та плашмя ударилась о землю и заскулила. Ник на мгновение зажмурился.
— Когда я кого-то мучаю, — заключил он, — то делаю это осознанно.
Повисла долгая пауза, во время которой только ветер свистел и завывал над головой, да собака поскуливала за воротами, ни жива, ни мертва от страха.
— Какая жалость, — произнесла наконец Мэй. — А мне, знаешь, представлялся такой мрачный, страдающий, отверженный герой, тоскующий по человечности. Артистическая натура, поклонник скрипичных концертов. Прямо видела, как ты стоишь на верхушке небоскреба, бесконечно одинокий, с единственной слезинкой на щеке…
Ник усмехнулся краем губ.
— Что поделать, «демон» рифмуется с «эмо».
— Романтика, да и только, — вдохновенно протянула Мэй. — Все, ты разбил мою хрустальную мечту.
— Зато у Алана дома полно скрипичных концертов, — заметил Ник. — Могу взять послушать. Спорим, минут через пять мне захочется кого-нибудь удавить.
— У меня даже нет слов выразить, как я разочарована. — Мэй посмотрела на небо, которое из бледно-серого, рассветного, стало ярко-голубым. — Вернусь-ка я лучше домой и разбужу Джеми, раз нам сегодня ехать в Лондон. Вчера ты его поздновато привез.
Ник отошел от ворот и догнал Мэй.
— Джеми я не задерживал. И в машине он со мной ехать не захотел. Спорим, помчался к своим — предупредить о наших планах.
— Джеми не колдун! — воскликнула Мэй, не ожидая услышать столько неуверенности в голосе.
— Я этого и не говорил, — парировал Ник. — Только не делай вид, что он не завел себе новых друзей.
— А вдруг нет?
Голос Мэй звенел от страха. Он отражал ее внутреннее состояние: как будто фибры ее души скрутили в тугую тетиву. Она помнила, как Ник относится к колдунам.
Он отвернулся, стиснув зубы.
— Уже не важно. Если Джеральд уйдет сам — хорошо. Не уйдет — Селеста Дрейк заставит. Или я заставлю. — Он снова обратил к ней непроницаемо-черные глаза. — Поскольку у нас был такой уговор. Ведь был?
Мэй вздернула подбородок.
— Был.
На склоне по дороге к дому Мэй чередовались лужайки и садики с летними розами, и солнечные лучи, потеплев, золотили траву. Сосед у собственной машины с чашкой кофе в руках и его жена в кимоно, которая вышла забрать почту, тревожно покосились на Ника.
— Они думают, ты — хулиган, — сообщила Мэй. — Сейчас пойдут дочерей прятать. Этим джемпером никого не обманешь.
— На самом деле я хотел надеть пижаму со щенком, — протянул Ник, — но моя в стирке.
Мэй засмеялась. Солнце светило ей в затылок и грело, как чья-то ласковая рука. Впервые после встречи с Джеральдом к ней вернулось самообладание. Более того, она чувствовала, что может влиять на происходящее, быть полезной. «У тебя это хорошо выходит», — сказал Ник.
— Не бойся, ты и так красавец, — заверила она. — Кстати, симпатичное кольцо. Даже странно.