Договор с демоном
Шрифт:
«Может, до сих пор злится?» — задумалась она.
— В общем, я как-то решил поучиться музыке, — объяснил Джеми, — но после пары уроков вроде как потерял интерес и забросил. — Он слегка нахмурился. — Наверное, у меня не музыкальная душа. Зато гитара осталась. Ник сказал, ты умеешь играть, вот я и подумал захватить ее сюда и послушать. Люблю барбекю с музыкальным оформлением.
Джеми закончил тираду оправдания по поводу подарка и с надеждой посмотрел на Алана. Тот заулыбался.
— Пожалуй, я мог бы сыграть песню-другую, — ответил он и, проковыляв к Себу, забрал гитару. —
— Ну… — начала она и замолчала.
Ник даже не посмотрел в ее сторону, не оторвался от машины, хотя Мэй мучительно ощущала его присутствие. Метка на шее реагировала на каждое сделанное им движение — словно там выросло крошечное второе сердце, и билось оно только для Ника.
Пожалуй, ей лучше было уйти.
— Желаем, — ответил Себ и расположился на траве рядом с Джеми. — Спасибо.
Что ж, подумала Мэй. Значит, решено.
Она пошла и села вместе с ними. Как будто они были ее талисманами и защищали от самой разной магии.
Алан отправился в дом за стаканом воды отпоить Джеми — судя по всему, уже не в первый раз.
— Мои голосовые связки требуют ухода, — пояснил тот. — И со вчерашним сеансом одновременного поглощения тридцати трех коктейлей это никак не связано.
— Мне бы тоже водички, — сказал Ник. — Я весь взмок.
— Будет тебе вода, — сказал Алан, выходя из кухни со стаканом Джеми. Потом он взял губку из ведра и выжал Нику на голову. У Ника тут же потекло по черным завиткам на затылке, по шее, по плечам, по широкой глади спины. Он довольно крякнул и вернулся к мытью машины, сноровисто двигая губкой вперед-назад. Его кольцо при этом так блестело, что делалось больно глазам.
Точно такую же боль Мэй почувствовала, когда Ник мельком оглянулся на нее через плечо.
Алан посмеялся над ним и пошел к жаровне заниматься барбекю.
Мэй откинулась на горячую траву, устав от себя и от неприятных ситуаций, в которые без конца влипала. Себ достал альбом для рисования, Джеми снова взялся за книжку, Алан начал готовить обед.
Голос Джеми, рассказ о танцах, чтении и любви в более романтическую эпоху вплетался в канву ясного летнего полдня. Мэй почти заснула, когда брат удивленно замолк на полуслове, а потом спросил:
— Это что, мой портрет?
— Да, а что? — ощетинился Себ.
— Здорово рисуешь, — сказал ему Джеми без следа антипатии. Он был до нелепости великодушен — обиды прощал легко и навсегда, влюблялся без памяти.
А теперь он любил Джеральда. Мэй понятия не имела, как с этим быть.
— Да? — переспросил Себ совсем другим, польщенным тоном.
— А Ника теперь нарисуешь? — предложил Джеми. — Гляди-ка: он почти без одежды. Очень художественно.
— Не надо одалживать мою натуру без спросу, — протянул Ник.
— Не хочу я его рисовать, — заартачился Себ.
— Но я думаю, что подойду для искусства, — спокойно продолжил Ник. — Мне говорили, что у меня тело божества.
— Греческого или того, у которого конская голова и слоновьи ноги от плеч? — осведомился Алан. — Когда в следующий раз скажут, попроси уточнить.
Запах дыма и жаркого заставил Мэй подняться с примятой травы.
— Все нормально, я проснулась. Можете меня кормить.
Себ пошел разносить тарелки, хотя Нику пришлось обслуживать себя самому. Он оставил машину и уселся на траву как можно дальше от Себа, сдувая со лба мокрые черные пряди-сосульки. Джеми как будто замутило при виде еды, но он не хотел расстроить Алана, а потому тайком сдвигал свои куски Нику. Вот только Алан поворачивал голову в тот самый миг, когда его названый брат преспокойно брал мясо с чужой тарелки.
— Эй, Ник! — воскликнул раз Джеми в притворном потрясении. — Как ты мог? Я только на секунду отвлекся! Где моя вкуснятина?
Алан протянул руку — дать Нику затрещину, а тот увернулся с набитым ртом. Мэй посмотрела на них, радуясь, что братья хоть на время забыли о ссоре, как вдруг они синхронно изменились в лице.
Выглядело это чудно: на мгновение их можно было принять за близнецов: — оба одинаково прищурились и оценивающе прикусили нижнюю губу. Потом Алан невесело усмехнулся и отвел взгляд, а Ник встал. Мэй повернула голову — посмотреть, что же такого они увидели.
Из ворот им навстречу шла Син — воплощение красоты и опасности, живое напоминание о том, что от магического мира никуда не денешься, а для Мэй — еще и причины, по которой она не хотела бы от него деваться.
Син выглядела обычнее, чем когда бы то ни было, но даже в джинсах, красном топе на бретельках и такого же цвета бандане поверх разлетающихся волос все равно двигалась как танцовщица.
Она была такая яркая, ослепительная, что Мэй невольно залюбовалась ею, и лишь в следующий миг увидела, что ее губы сжаты в тонкую красную линию.
— Син? — спросил Ник определенно довольным тоном.
— Алан? — спросила в свою очередь Син.
— Нет, это я, — сказал Ник.
Син смерила его взглядом и отвернулась, решительно щурясь.
— Алан, ты где? — снова окликнула она. — Мне поручено доставить тебе сообщение от Меррис. Передать устно и наедине.
Алан поднялся, немного припадая на больную ногу. Син отвернулась, словно он сделал что-то неприличное, потом последовала за ним на кухню.
Мэй вдруг осенило: Син — вот к кому надо обращаться за помощью! Она тоже встала, подошла к кухонной двери и тихонько заглянула внутрь.
Син и Алан спорили напряженным шепотом: она — стоя спиной к буфету, как будто ей требовалась поддержка с тыла на случай битвы, он — до белизны в пальцах держась за рабочий стол.
— Так ты зачем пришла: передать послание, или винить меня во лжи?
— Скажи еще, что ты не врал Меррис!
— Я всем вру, — тихо ответил Алан. — Так что не в ней дело.
Син разом вскипела и растерялась, беззащитно раскрыв рот, а в следующий миг снова пришла в ярость:
— Меррис говорит, что согласна. Первого июля, рыночная площадь Хантингдона. Приходи в восемь, и никто не помешает тебе сделать то, что задумал. Я даже не знаю, что она этим хотела сказать, — продолжила Син с внезапной резкостью. — Хватит с меня того, что ты и Меррис заключили сделку с колдунами. Как мне это отвратительно — словами не передать.