Договор с дьяволом
Шрифт:
За безопасность она была спокойна. Уезжая, Игорь сказал, что применил одну хитрость. Вроде бы ничего и не тронул, но теперь умельцам придется долго ломать себе головы, чтобы сообразить, почему техника напрочь отказала. И почему оказались девственно чистыми кассеты, на которых и в самом деле были записаны отдельные сцены событий, происходивших здесь, на даче. Выборочная проверка убедила его в этом. При этом он без смущения смотрел на Лину в упор, отчего она чувствовала себя раздетой перед ним в самом буквальном смысле. Но если не смущался он подглядыванием в замочную скважину, то что оставалось ей? А наплевать! Разве есть у нее то, что ему еще не известно? Что же касается гонорара, то и тут без проблем: пятьсот баксов плюс, как обычно, приятно проведенное
А в гостиной разговор становился все горячей. До Лины долетали лишь отдельные фразы, когда собеседники в пылу спора старались словно перекричать друг друга. Причем говорили они по-английски: Дроуди не настолько хорошо владел русским, чтобы вести научные споры…
Лина, в свою очередь, владела английским достаточно прилично, однако на бытовом, как говорят, уровне. Специфическая терминология ей была не по плечу. Да от нее этого до сих пор и не требовалось. Обычно все переговоры вел сам академик, ей же поручалась роль великолепной приманки.
Но сейчас из резких, напоминающих действительно ссору фраз ей рисовалась такая картина. Дроуди, похоже, обвинял Самарина в каком-то подлоге. В том, что российская сторона не выполнила соглашения, которое было заключено и полностью оплачено. Причем с учетом повышенных требований продавца. А покупатель таким образом оказался обманутым. В чем заключался обман, Лина никак не могла уловить.
Самарин, в свою очередь, горячо возражал, утверждая, что все пункты соглашения выполнены им стопроцентно. Были затребованы научно-технические данные – они предоставлены. И это касается, в первую очередь, основных узлов изделия, несущих на себе гриф секретности. Далее академик стал говорить о главном своем детище – энергосиловой установке, равной которой нет и долго еще не будет на аналогичных изделиях, производимых во всем мире. Следующим пунктом стала так называемая каверна, Лина слышала об этом открытии, но детально в вопрос не влезала, ей же без надобности. А если в двух словах, то это искусственно создаваемая воздушная оболочка, обтекающая тело движущейся торпеды, благодаря которой изделие достигает невиданных скоростей. Но собеседники-то знали досконально предмет своего горячего спора и сыпали специальными терминами, что называется, направо и налево.
Не дождавшись передышки, Лина взяла блюдо и толкнула дверь в гостиную. Вошла. Увидела сидящих друг напротив друга Самарина и Дроуди, и вид у обоих был словно у цепных кобелей, пытающихся дотянуться до глоток недосягаемого врага. Лица красные, будто распаренные. Особенно это заметно по американцу с его ухоженной загорелой кожей. Мельком кинув взгляд на Лину, Самарин вдруг как сорвался.
– Выйди! – буквально завопил он. – Не мешай! – И снова по-английски: – Уже этих двух разработок, мистер Дроуди, более чем достаточно, чтобы показать вашим говнюкам направление исследований! Можете им так и заявить от моего имени!
Лина вышла, затворив за собой дверь. Она не понимала американца. Ведь он же получил от Самарина полный пакет. Она тому была свидетельницей. Тогда, в машине. И Дроуди сказал, что в тот же день отправляется домой, в свою Пенсильванию, где предъявит материалы специалистам. Но если он и сам понимает в том деле, которым занимается в России, то какого же черта он не посмотрел сразу? Так ведь у нормальных людей не делается! А потом, спустя какое-то время, когда ничего уже, по сути, невозможно проверить, любые обвинения покажутся абсурдными. Недаром же сказано: проверяй деньги, не отходя от кассы! К чему же теперь голословные обвинения без всяких доказательств? Лина была полностью на стороне Самарина.
Но теперь, за неимением других дел, она стала прислушиваться.
И вот, наконец, кажется, поняла, из-за чего, собственно, и разгорелся сыр-бор. Оказывается, все предыдущее было только преамбулой, главное же заключалось в том, что среди технических данных не оказалось состава взрывчатки, которой начиняют боеголовку. И это был именно тот пакет материалов, который должен был подготовить Махмуд Мамедов, как главный разработчик…
Но Лина же сама забирала у него ту черную папку! И сама передала ее Самарину. Она была просто уверена, что Всеволод Мстиславович просмотрит эти материалы, техническая сторона ее не касалась. И что же теперь получается, неужели Махмуд наврал? И не все материалы вложил в пакет?… Вообще-то, если вспомнить его состояние в тот момент, он мог, негодяй, сделать такую подставку. В любых ситуациях прежде всего о своей пользе заботился… То денег ему мало, то жена жилы тянет, а сам хоть и хорохорится, но смертельно боится своей ханум, то, наконец, видишь ли, уже она, Лина, мало ему, сукиному сыну, ласки уделяет! Совсем охренел мужик от собственной жадности… Так что, если вдуматься, очень даже не исключено, что он мог подкинуть коллегам и такую подлянку…
А взрывчатый спор в гостиной между тем достиг апогея и перешел едва ли не в базарный крик. Слышались грохот передвигаемой мебели, уже не английская речь, а обыкновенный русский мат, причем с обеих сторон.
Лина не выдержала этого безумного ора и, еще не зная, что будет делать, кинулась к двери, толкнула ее, но… оказалось, что она защелкнулась почему-то на английский замок, который был здесь поставлен совершенно непонятно для какой дурацкой цели. Тогда она принялась колотить кулаками по полированной дубовой филенке, крича, чтоб открыли, чтоб прекратили наконец этот идиотизм. Ее никто не слышал. Но голоса вдруг словно провалились куда-то. Видимо, переместились в соседнюю, дальнюю комнату, в спальню. Лина замерла на миг, и тут же там, за двумя уже дверьми, сухо и отрывисто треснуло. Будто кто-то сильным ударом переломил доску.
Лина снова заколотила в дверь. И она неожиданно широко распахнулась. В проеме застыл Дроуди. Именно застыл, потому что был похож на изваяние – недвижимое, нелепо изогнувшееся. А лицо американца было совершенно белым, будто его измазали мелом. Расширенными, почтя безумными глазами он в упор смотрел на Лину и молчал. И вдруг сделал рукой жест назад, себе за спину. Прошептал:
– Там…
Лина кинулась, ничего еще не осознавая, но чувствуя, что на нее свалилось нечто ужасное.
Поперек кровати на спине лежал Самарин. Прямо в центре груди его на белой сорочке расплылось большое красное пятно. В правой руке, откинутой в сторону, был зажат черный пистолет.
Мгновение – и Лина, зачем-то присев и зажав обеими руками собственные уши, истошно завопила… Комната качнулась под ее ногами и выскользнула куда-то вбок…
Она пришла в себя от тряски. Разлепила глаза и снова зажмурилась от ослепительного света, ударившего ей в лицо. А когда открыла снова, сообразила наконец, что валяется на ковре в спальне и никакого света нигде нет, просто перед ней играет солнечный луч, пробивающийся сквозь неплотно прикрытые ставни. А в комнате вообще царит полумрак. И Дроуди, близко склонясь лицом к лицу, старается шлепками по щекам привести ее в чувство.
Увидев, что она пришла в себя, отвалился в сторону и сел рядом на ковер, привалившись к спинке кровати.
Лина чуть приподняла голову, попробовала заглянуть на кровать, но храбрости не хватило, и она снова откинула голову.
– Я не виноват, – сказал тихо Дроуди. – Не виноват, нет…
– Значит, это он – сам себя? – взвизгнула Лина и рывком села, тут же впившись взглядом в распростертое тело Самарина. В голове был полнейший сумбур.
– Почему? – ответил на незаданный вопрос Дроуди. – Он это… псих! – нашел наконец нужное слово. – Он решил меня испугать? Да? Болван… Я в молодости троих, как он, укладывал, да. Он достал оружие… там, в ящике. – Дроуди показал на открытую дверцу тумбочки возле кровати, внутри которой была также открыта стальная дверца сейфа, Лина и не знала до сих пор, что у Всеволода Мстиславовича имелся на даче такой тайничок. – Он кинулся на меня… Надо быть таким тупым, чтоб… так на бывшего офицера морской разведки… Не знаю…