Дохлокрай
Шрифт:
И покосилась вниз, на свои собственные ступни, торчащие из-под одеяла.
– Можно мне сказать?
Мария нахмурилась.
– Ну?
– Размер не имеет значения. Важнее ухоженность. Так что, не переживай, ну... сороковой размер. Чего тут? Акселерация же.... Вот если б твоими пятками можно было как наждачкой пользоваться, это страшно. Только лак облупился. А...
Стоило промолчать. Указательный палец почти закостенел, уставившись на него.
– Прости. Молчу, дурак, молчу.
– И молчи лучше...
Дверь открылась резко и неожиданно.
– Вы тут как?
– поинтересовался Семеныч, неся подмышкой два пакета из 'Макдака'.
– Гляжу, подружились? Маш, ты чего лак не стерла, облупился вон...
Босс Лиза кивнула.
– Кто поедет?
– Не ты, - Семеныч сидел в кресле и читал какую-то похабень, типа 'Максима'.
– Встречаться с Другими, да еще с Старшими.
– Надо три группы...
– Маша помешала сахар.
– И...
– Нет.
Все уставились на него. Он покачал головой.
– Я договорился. Трое нас и трое их. Все. Иначе никак.
Помолчали, переваривая. Ну, конечно, сложно понять. Есть между ними самими различия. Делают одно дело, но всяк по-своему. Надо объяснить, иначе снова появится трещина. Трещины между отрядами и охотниками были всегда. Ему так не нравилось.
– Поймите... Все дело в данном слове. Опасно? Есть немного. Но ничего не случится. Он тоже дал слово, и тут придется верить. Другие... Другие часто лгут, вы знаете. Мы же для них как шимпанзе для тех, кто пришел в зоопарк. Они древние, мудрые... сами знаете, так?
Босс Лиза кивнула.
– А вот подстраховаться...
Он никогда не верил Другим. Хотя и общался нечасто, и выполняли те обещания, но... как и всегда у Других - исполняли странно. С логикой совсем не человеческой и нужной только им самим. Так что страховка не повредит.
– Ну...
– Маша встала.
– Пойду, подготовлюсь. А, да... кто пойдет-то?
Семеныч пожал плечами, скрипнув кожанкой.
– Ты, да я, да мы с тобой, Машулька. И вот он.
Да, так, все верно. Случись что - будет проще. Вряд ли божедом придет на встречу с домовым и банницей, например.
– Так Старшие здесь есть еще?
– Есть...
– кивнула босс Лиза...
– Куда без них-то?
Бог любит Троицу, как известно. Древние тоже любили троих. Так что он не удивился.
– Кто?
– Ну, теперь понятно, что божедом этот...
– Семеныч закурил.
– Наконец-то ясно. Никто его не видел до тебя. А тут прям сам пришел. А кто еще? Ведьма и подгорник.
Вот как... хороший набор.
Подгорники на Волге встречались редко. Жили у Камня, а как еще? Урал, он и есть Урал. А здесь.. а здесь горы, точно. Жигули, как не крути, не холмики. Так что удивляться подгорнику глупо. Да это и хорошо. Кому, как не ему, знать все подземелье города?
Ведьма? Он поморщился. Не любил ведьм. Сильно не любил. И не понимал. Люди же, не нелюдь. А все туда же - Другие...
Птица каркнула. Подпрыгнула на месте и каркнула еще. Требовательно,
Форточка приоткрылась сама по себе, запуская ее. Ворон взлетел немедленно, совершенно неожиданно для своих размеров. Закружил по комнате, мелькнув под высоким, отделанным красным с золотом, потолком. И сел на стол.
Вернее, на специальную жердочку, золотую и вычурную. Посмотрел на хозяина и каркнул еще раз. И замолчал. Птица не казалась умной. Она ею была. И когда хозяин кабинета, а именно кабинетом комната и являлась, прикладывал палец с острым черным ногтем к губам... Ворон понимал все и сразу.
А прыгать по столу не пришло бы даже в птичью голову. Только жердочка, никак когтей по полированному благородному и мореному дубу. И ни в коем случае по зеленому бархату, укрывавшему самую середину. И не рядом с малахитом письменного прибора или пачкой тонкой, голубоватой бумаги для письма. И нельзя задеть настольную лампу с вставками из янтаря и бумажным абажуром, украшенным настоящими японскими орнаментами.
Сильные бледные пальцы с черными ногтями очень ловко и быстро отрывали птичьи головы, забывающие про правила. И плевать на то, что это всего лишь вороны. Пусть и очень умные.
– Иди ко мне, дружок...
– хозяин достал из ящика стола сложную маску с несколькими разнокалиберными линзами, блестевшими чистым полированным горным хрусталем.
– Покажи мне, что увидел и услышал...
Птица каркнула. Испуганно и обреченно, зная, какая боль ждет впереди. И шагнула на руку, уже обтянутую толстой кожей ловчей перчатки.
Темные глаза стали еще больше, увеличившись через линзы. Приблизились к вороньим, уставились, проникая внутрь птичьей головы. Та забилась, каркнув напоследок и ослабла, обвиснув и опустив крылья.
Туктуктуктук... сердце птицы колотилось, ломая тельце. Жить ей оставалось немного. Но хозяин видел все, нужное и понятное. И оказался готов к недалекому грядущему. Хотелось верить, что так. Про некоторые ошибки из-за заносчивости и гордыни не забывал никогда.
Сидор подошел ближе, наклонился, всматриваясь в лицо. Чего ты в нем не видел, а, Сидор? Тот крякнул, привстав с колен и тут же, не раздумывая, впечатал кулак в скулу. Голова взорвалась ударом колуна, мотнулась в сторону. Боль пронзила раскаленной нитью, прорезала от глазного зуба и до темени. Ах ты... сволочь... Со свинчаткой бил, не иначе...
Жаловаться глупо, сам же виноват. Сам и никто больше. Уехал в глушь, отдыхать духовно, упоительно успокаиваясь сладкими луговыми запахами и розово-мягкими закатами. Практику возобновил, лечил крестьян, их детишек с женами. Идиот, что еще скажешь... идеалист. Или нет? Или заигрался все же?..
Сидор пнул ногой в живот. Сильно, с небольшого замаха. Сильный мужик Сидор, ничего не скажешь. Мельнику по-другому и никак. Поди, потаскай на плече мешки в несколько пудов, да поменяй с парой-тройкой рабочих жернова. Поневоле обрастешь мускулами, не больно и напрягешься, а удар гвоздит, как молотком.