Дохлокрай
Шрифт:
– Даже не знаю, о чем это ты.
И верно, о чем это он? Идя следом за пока так и не ставшим понятным Другим, оглянулся. Вот оно что... мавка явно решила сегодня повеселиться. Топтавшийся рядом с ней здоровяк мог бы быть кем угодно. Хоть грузчиком с речпорта, хоть борцом-дагестанцем, если судить по темной копне волос и росту с грузным боевым весом. Только был то малый Другим. Странным Другим, смахивающим на омшаника. Вот только омшаники до таких размеров не вырастали.
Комнатка оказалась уютной. Наверное, именно здесь отдыхали и монашки и сам ксендз. Деревянный старый круглый стол, скатерть с
– Предположим, - он посмотрел на Другого, - чаем-то полакомиться можно и дома. Хотел встретиться?
– Перейдем на ты?
– Чего нам выкать. Не дети, не в Сети общаемся. Мне бы по делу что-то услышать, да пойду.
Другой усмехнулся. Вряд ли старался испугать, скорее все же дело было в его особенностях.
– Опасаешься... надо же. Ты, и опасаешься.
– Спать я хочу. Мечтаю выспаться.
Другой кивнул.
– Знакомиться, думаю, нам не стоит?
Он не ответил, пожал плечами. Настоящее имя никто и никогда не скажет. Смысл?
– Знаешь, кто я?
Вопрос хороший. Разобраться в Другом не получалось. Не встречались раньше похожие.
Темные глаза блеснули бликами. Кожа пошла морщинами усмешки, губы снова поползли в стороны.
– Я божедом.
Твою-то дивизию...
– Почему ты здесь?
– он смотрел уже с куда большим интересом.
– Как такое возможно?
Божедомы не относились к Другим. Заложные покойники, положенные в землю за оградой погоста, вниз головой, в домовине, перетянутой цепями и обложенные со всех сторон камнями... Скорее были его клиентами. Не-мертвыми.
– Рассказать историю?
– Другой усмехнулся. Количество и качество усмешек пока шли нога в ногу. Милее его оскалы не становились.
– Не сейчас.
– Как скажешь. Так что ты от меня хотел?
Существо, назвавшееся божедомом, отхлебнуло чай. Очень привычно, совершенно, как человек. Чуть хлюпнув в самом начале глотка, как хлюпало много раз ранее, в кратком миге желания остудить. Втянуло, покатало по языку, проглотило. Странное и страшное нечто, не являющееся не живым, не мертвым, не человеком и, как оказалось, даже не Другим.
Много ли можно сказать по такой простой привычке, как чай? Именно чаепитие, процесс и совсем незаметные эмоции? Много. Легко ли сделать какие-то выводы? Да, если смотреть куда нужно.
Можно даже понять - сколько лет темноглазому, сидящему напротив. Именно так.
Воспитанного человека отличают манеры. Воспитанный человек никогда не полезет в сахарницу с песком влажной ложкой. А если воспитанный человек той же ложкой аккуратно и четко цепляет рафинад и, по кусочку, кладет, не брызгая и не булькая, умудряясь делать так, чтобы на ложку не попало ни капельки... сказать можно еще больше.
Что сахар в тяжелой сахарнице из богемского стекла лежал колотый. Что брал его щипцами, и не какими-то там из нержавейки, произведенные в тридцать пятом-тридцать шестом году на 'Красном
Ложка, мешающая сахар, ни за что не касалась стенки чашки. И даже не потому, что чашка раньше была... куда тоньше, украшенная немыслимым иероглифом. Потому как везлась вместе с чаем в полотняных цибиках из самого Китая и через всю Сибирь на санях. И была очень и очень дорогой, никак не меньше пятнадцати рубликов-целковых. Серебром, александровских. Дело не в том.
В воспитании воспитательницы-нэнни, специально нанятой среди прибывающих откуда-то с Британских островов англичанок. Понятное дело происхождения простого, но и не рабского, умеющий учить и присматривать за детьми и, несомненно, с солидными рекомендациями от бывших нанимателей столичного общества. Ну, либо не столичного, но обязательно приличного. Потому и никакого звону, потому и чашка легко удерживается двумя пальцами простои одновременно с тем элегантно. Вот такой вот выпал случай, встретившись со странными Другим. Случай вживую увидеть давно ушедшую эпоху.
Интересно...
Божедом пил чай и не спешил отвечать на вопрос. Темные глаза смотрели, не отрываясь. Молчание затягивалось, но спешить не хотелось. Другие намного спокойнее людей, хотя и не все. А сейчас, пробиваясь через основательную и настоящую дверь из дерева, внутрь невольно доносилось раздраженное перешептывание, скороговорку и шипение собравшихся в костеле.
Чашка встала на стол без стука. Привычку курить божедом не бросал, да и чего ему бояться после незадавшихся у кого-то его же похорон? Только и курил, видать по привычке, папиросы. Табак, занявшись, поплыл по комнатке сладкими сизовыми струйками. Табачок непростой, не сделанный на простой фабрике вкупе с тоннами такого же. Какая-то странная мешка, совершенно не карибская, но и не турецкая. Скорее... азиатская.
– Мне не хочется грядущего.
– Божедом дернул щекой. Снова как обычный человек.
– Оно становится ближе и оно страшное.
– Среди ваших...
– он помолчал перед ответом, - часто появляются кликуши, кричащие о грядущем ужасе.
– Верно, - божедом кивнул, - сложно спорить. Но сейчас все куда ощутимее. Не конец света, конечно, но...
За 'но' крылось многое. Такое, что ждать лучше не стоило. Другие, серьезные и считавшиеся Старшими, просто так ничего не говорили.
– Хорошо, - он посмотрел на божедома.
– Судя по всему, тут наши взгляды сходятся. Я приехал сюда не просто так.
– Ты никогда не приезжаешь просто так.
– Темные глаза смотрели прямо в лицо.
– Твоя дорога ведет ровно туда, куда и требуется. Звучит очень... пафосно. Как в дешевом боевике.
Он кивнул, соглашаясь. Этого не отнять, порой именно так казалось ему самому.
– Но звучать может как угодно, - продолжил божедом, - не важно. Важен результат. Здесь хорошо живется. Спокойно, размеренно. Мы дорожим этим и не хотим терять.
– Поможете?!
Скрыть эмоции получилось. Играть по жизни в покер приходится всем. Кому чаще, кому реже. Ему приходилось достаточно, и блефовать вроде бы приучился. Хотелось надеяться, конечно.