Доказательства (Повести)
Шрифт:
Толстый заносчивый слуга никогда не мог понять, почему его высокочтимый хозяин всегда зовет именно этого оборванного и грязного старика с реки, этого нищего, с его скрюченной параличом рукой, не имеющего даже второго платья, чтобы переодеться перед приходом в приличный дом. Кстати, и сам почтенный купец тоже не совсем понимал, почему он так поступает. Может быть, он делал это из сострадания к человеку, у которого однажды увидел серебряную пластинку, говорившую о его потомственной принадлежности к классу чиновников?.. Нет, действительно, почему он, купец второй степени Чжун Вэй, предпочитал всем прочим именно этого… как его… Ду Фу? Наверное, все
Не раз пробовал купец Чжун Вэй объяснить себе, что же это… но не мог. Старик никогда и ничего у него не просил, так что купец чуть ли не силой заставлял его брать две-три связки медных монет, доу риса или смену платья. «Вот что значит благородное происхождение, — решил наконец Чжун Вэй. — Вот что значит иметь тринадцать поколений предков». Сам почтенный купец, не опасаясь никаких последствий, мог выставить на своих табличках только одно имя — своего отца, разбогатевшего на спекуляции солью и перед самой смертью купившего себе диплом купца второй степени.
И все же дело тут было не только в предках. Тому, кто был богат так, как Чжун Вэй, предки были, конечно, нужны, но не так уж сильно. У него были деньги, и не какие-нибудь там гуани — связки медных монет с квадратными дырками посредине, — а полновесные золотые — неприкосновенная сумма, зарытая в надежном месте, и еще сотни тысяч, вложенных в дело. Он был совсем не прост, этот маленький суетливый человек с вечно извиняющейся улыбкой на лице. Он стоил теперь дорого. Он всего достиг сам, ибо от отца унаследовал лишь диплом купца и кучу неоплаченных векселей. Он начал с продажи сверчков и бойцовых петухов для дворца, а теперь имел больше власти (и уж наверняка больше денег), чем, быть может, сам заместитель градоначальника…
Но вот перед оборванным и молчаливым стариком он, всесильный купец Чжун Вэй, робел.
Он очень мало учился, бывший торговец сверчками. С трудом читал и с трудом писал — ровно столько, чтобы поставить свою подпись и убедиться в подлинности чужой. Все остальные дела он держал в голове — все до одного. Он знал, сколько ху зерна перемалывают его мельницы, сколько войлока выпускают его мастерские в Чэнду, какой доход приносят торговые ряды в Чанъани и какой — красильные предприятия в другой столице, Лояне. Но он не учился… Не мог, не успел. И этот недостаток в его собственных глазах никак нельзя было ни восполнить, ни даже купить. Вообще- то, купить, как оказалось, можно было все или почти все — любовь невинной девушки, дружбу важного правительственного чиновника, нож наемного убийцы, — вопрос был лишь в цене… Но умение слагать стихи… Такого товара не значилось ни в одном каталоге торговых фирм.
Как незаживающая язва, мучил почтенного купца недостаток образования. Наконец, выложив, где надо, тридцать семь тысяч золотых монет, он купил себе звание юаньвая. Теперь он мог — хотя бы перед другими — считать себя человеком ученым, ибо недавним указом императорской палаты чинов и состояний звание юаньвая приравнивалось ко второй ученой степени — цзюйжэнь, которая означала, что обладатель ее — «почтенный сын и прекрасный человек» — является кандидатом на замещение должности в ранге чиновника восьмого низшего класса.
Плевать ему, Чжун Вэю, на должность чиновника низшего, восьмого, класса, но звание кандидата… Его дети смогут надписать это звание на своих
Сегодняшний праздник в доме Чжун Вэя был посвящен именно этому знаменательному событию. Весь день новоявленный кандидат был вне себя от радости и губы его сами складывались, чтобы произнести сладостное слово «юань-вай». Он, полуграмотный сын торговца солью и продавец сверчков, теперь — человек с ученой степенью.
Пир. Пир горой в честь этого великого события.
Без песен здесь не обойтись. Все в этот день должно быть высшего, самого высшего качества. И уже готовили специально приглашенные повара изысканный обед — тут будет и суп из ласточкиных гнезд, и суп из плавников акулы с голубиными яйцами, бамбуковые ростки в желе из креветок, особым образом приготовленное мясо черной кошки, и жареные устрицы в меду, и лапша из крабов, и нежнейшая, тающая во рту жареная саранча, и многое, многое другое, всего не перечесть. Приглашены все гости, имеющие хоть какой-либо вес в провинции, и каждый в конце праздника получит подарок, в соответствии с занимаемым положением, конечно: кто отрез шелка, кто яшмовый прибор для письма, кто драгоценную парчу, кто памятные золотые безделушки…
И все это будет высшего качества. Ибо качество рождает доверие. А доверие — основа торговой репутации.
А репутация — это кредит.
Кредит же — это все.
Итак — высшее качество. Во всем. Значит, и стихи и песни должны быть тоже высшего качества, а это, в свою очередь, значит — старик с реки, этот бывший чиновник. Купец знал, более того, он чувствовал: только этот старик может произвести на гостей впечатление, какое нужно.
Толстый и глупый слуга с заносчивым лицом, не понимавший этого, вернулся ни с чем. Он без всякого Чувства вины объявил хозяину, что так и не докричался до старого притворщика, чтоб ему провалиться. А когда он, верный и преданный слуга, рискуя сломать себе шею, отшагал в обход целых пять ли, этот оборванец заявил, что если почтенному Чжун Вэю что-либо от него нужно, то он, то есть старик, будет до вечера в джонке. Уходить никуда не собирается…
Только этого еще недоставало сегодня купцу! Он уже подумал было, не пригласить ли ему обыкновенного исполнителя — на базаре их были десятки к его услугам и почти даром… В другом каком-либо случае он, не колеблясь, так бы и поступил.
Но не сегодня.
Помянув нехорошими словами всю родню глупого слуги, купец Чжун Вэй приказал подать носилки.
День и на самом деле выдался удачным. К трем часам несколько больших рыбин уже висело на тонких бамбуковых прутьях. Днем клевало хуже, но спешить ему было некуда. Если повезет, одну-две рыбы он еще может поймать. Тогда — он решил это — он отдаст их Вэнь И, сапожнику, который вчера принес ему новую кисть для письма. Отличную, превосходную кисть, очень упругую, — из волоса молодого барсука. Да, две самые большие рыбы он подарит сапожнику.
Прогревшись на солнце, он почувствовал себя значительно лучше. Он даже смог потихоньку пошевелить пальцами правой руки и чуть-чуть согнуть ее в локте, это было больно, но так приятно… И малярия его больше не трепала… И еще эти рыбы…
Старик окинул их любовным взглядом.
Его рыбы… Значит, так: две он отдаст Вэнь И, еще две обменяет на рис и еще две — на вино. И у него останется еще рыба, и несколько дней не надо будет ни о чем думать. Как хорошо, когда хоть несколько дней не надо думать о пище! И как редко в его жизни случались такие времена!