Доказательство Канта
Шрифт:
И, конечно, все Тайвиновы придумки сначала проходили обкатку у нас, потом торжественно вручались военным – и, соответственно, правительству, потом при их одобрении передавались ученым, а вот в какой момент происходила утечка на черные рынки, история стыдливо умалчивала. А вот этот вопрос точно был не в моей компетенции, и я не особо интересовался успехами поиска и поимки технологических воров.
А вот кто, что и когда у нас из-под носа изящно перехватывали в обход «Авангарда», мы прекрасно видели. Тот же «Апостол»,
Для меня оставалось загадкой, каким образом ушлые промышленники увели алгоритм воспроизводства нанитов, и я ожидаемо не стремился общаться с их представителем сверх предполагаемой нормы.
Алан невозмутимо пожал плечами, показывая, что ему в сущности все равно, он может и подождать, во что я ни капельки не поверил. И принялся выяснять обстоятельства, волей апостольской приведшие нас в самый эпицентр жизненной силы Шестого мира.
– Просветите меня, пожалуйста, что мы делаем на экваторе? – как ни в чем не бывало, спросил я. – Вы причины так и не назвали до отлета, хотя по-хорошему мы имели право знать заранее.
Алан снова чуть пожал плечами – интересно, а в его арсенале жестов кроме небрежного еле уловимого плечепожатия еще какие-то позы имеются? – и ответствовал вопросом на вопрос слегка оторопевшему мне.
– Что вы знаете о нерукотворных ликах Христовых, Честер?
– Разрешите взглянуть?
В руках у апостольца я приметил распечатки с изображениями среди прочих документов. Промышленник протянул их мне, и я был вынужден констатировать тот факт, что сочетание светотеней действительно напоминало лицо. Но с весьма специфическим саркастичным выражением – будто предполагаемый лик активно пытался не рассмеяться в голос, и отнюдь не от смешной шутки. Я повернул изображение одним боком, другим, вверх ногами. Иллюзия мгновенно растворилась – передо мной по-прежнему был вполне привычный спутниковый снимок местности.
– Не знаю, что вы хотите от меня услышать, но в нерукотворные лики я верю намного меньше, чем в парейдолию.
– Простите? – вежливо поинтересовался у меня Алан, и я охотно пояснил.
– Видите ли, когда-то я увлекался изучением биологии и загадок человеческого мозга, и знаю о его склонности стараться обобщить все, что человек воспринимает, найти систематичность даже в полном хаосе. И мне кажется, что ваши лики – лишь следствие чьей-то повышенной способности к ассоциативно-образному мышлению. Или в ваших рядах есть фанатики, – неловко пошутил я. – Неужели вы в экзотические экваториальные тигули только за призрачным ликом поехали?
– Нет, конечно, – мне показалось, или человек-невозмутимость позволил себе едва заметную ухмылку? – Это было бы… нецелевое расходование средств.
Я подавил облегченный вздох – только с отбитыми на религиозные чувства мне работать не приходилось – и продолжал расспросы.
– А скажите, зачем вообще «Апостолу» нужна вся эта… мишура? – я неопределенно повертел пальцами. – Я имею в виду приверженность теории креационизма, символика эта, лики опять же… Это же просто промышленная корпорация, да, крупная, конечно, но я не понимаю, зачем дополнительные навороты?
Алан снисходительно хмыкнул, заложил руки за спину и принялся как заправский лектор вдоль трибуны расхаживать передо мной и вещать менторским тоном.
– Как вы знаете, доказательств бытия Бога существует ровно пять. Если не считать доказательство Канта. Фома Аквинский был человеком редкого ума, и привел аргументы в пользу существования Бога через движение, через производящую причину, через необходимость, через целевую причину и от степеней бытия. Тот факт, что помимо Земли в необъятной Вселенной существуют эволюционно схожие миры, лишь иллюстрирует их – при прочих относительно равных условиях при наличии единой первопричины, за которую мы с вами аксиоматично примем Бога, развитие жизни идет схожими путями и со схожей скоростью. Существование настолько отличного от Земли и пяти колонизированных экзопланет мира должно нести в себе либо опровержение, либо подтверждение доказательствам Аквинского. Более того, наши специалисты надеются обнаружить здесь материальное подтверждение и онтологическому с теологическим аргументам в критике Канта и его понимания существования Бога, выраженном в категорическом императиве. Но я в первую очередь экономист, не теолог, возможно, я в чем-то вас дезинформировал.
– Так, ладно. Это я примерно понял. Но корпорации-то это зачем?
– Не корпорации, синдикату, – поправил меня Алан. – А вы как полагаете?
– А есть разница между корпорациями и синдикатами? – удивился я. – Я вижу только одну причину – люди охотно жертвуют деньги на благотворительность, а лучшая цель почувствовать себя благородным – это помочь детям, старикам, животным или неизлечимо больным. Зачем жертвовать в пользу религии, для меня одна из неразрешимых загадок. И тем более я не пойму, зачем синдикату столько денег. Их у вас мало, что ли?
– Человеческая душа – потемки, – нравоучительно произнес Алан. – И все же религиозный человек жертвует во благо своей веры не деньги, как вы в атеистическом своем сознании полагаете, а эквивалент своей работы. Раньше человек приносил в жертву плоды трудов своих напрямую – вино, часть урожая, выращенный скот…
– Угу, церковная десятина. И человеческие жертвоприношения случались, – поддакнул я и уточнил: – Я не атеист, я по природе пантеист с идеалистическими замашками.
Конец ознакомительного фрагмента.