Доказывание истины в уголовном процессе: Монография

Кухта Андрей Андреевич

Мы приходим к выводу об известной интерсубъективности статуса факта-3, которым он отличается от эмпирических данных, но и от фактов-2. Этот факт выступает инвариантой многих сообщений или одного сообщения, но проинтерпретированных с разных сторон в условиях состязательности. Факт-3 — это знание, освобожденное от субъективных примесей, это истинное знание. Он предполагает соблюдение реальных гарантий достоверности в результате проверки эмпирического данного многими лицами в условиях равенства прав субъектов на предложение своей версии в их интерпретации.

Связано ли фактическое знание абсолютно достоверным знанием «реальности»? Факт все-таки, наверное, вероятное знание, при всех тех гарантиях, которые люди создают для обеспечения его достоверности. В пределах данной системы (скажем, уголовного дела, которое ведет следователь, или досье, которое формирует адвокат) факт отличается объективностью, но если мы берем его в другой системе (представляем на суд другой аудитории) — он может утратить объективность, а вместе с тем и фактичность, превратившись в версию, предположение и так вплоть до голословного утверждения. Так, говоря

о вещественных доказательствах, У. Бест употребляет термин «нерешительный факт» (infirmative fact) или «предположение» (hypothesis), под ними понимается любой факт и гипотеза, которые, будучи недостаточны сами по себе для того, чтобы опровергать или подтвердить существование главного факта, все же еще ведут к ослаблению или передают неустойчивую вероятностную силу какого-то другого факта, который имеет доказательственное значение [160] . У. Бест говорит и том, что в редких случаях «факты говорят слишком очевидно», чтобы нуждаться в каком-то комментировании. В громадном большинстве случаев вывод, которому часть косвенного вещественного доказательства дает развиться, является только вероятным или предположительным [161] .

160

Best W.M. The principles of the law of evidence with elementary rules for conducting the examination and cross-examination of witness. — P. 185.

161

Ibid.

М.С. Строгович писал: «При установлении имеющих для дела значения фактов нужно различать их вероятность и достоверность. Вероятность — это возможность того, что данный факт имел место в действительности. Достоверность — это несомненность, истинность факта, установление его в полном соответствии с действительностью. На отдельных стадиях процесса — на дознании, на предварительном следствии — подлежащие установлению факты могут быть в ряде случае вероятны» [162] . Для нас важно признание классика советского уголовного процесса того, что факты — это знание, которое может быть вероятным.

162

Строгович М.С. Уголовный процесс: Учебник для юридических школ. — М., 1944. — С. 51.

Можно с определенной долей условности говорить о «создании» фактов в процессе обработки информации, полученной из источников [163] . Участники судебного доказывания, являясь участниками речевого обмена в судебном заседании, получают факты в ходе речедеятельности. Предмет речи (реальность) ими предполагается, но сказать, что они познают ее во всей полноте и объективности, нельзя. Хотя бы потому, что статья 61, часть 1 статьи 240 УПК не допускают к производству судебной истины тех, кто был очевидцем события преступления. «Создать судебный факт» — это значит сконструировать в представлении судьи (присяжного) образ действительности, которая исчерпывающе (в данных условиях) представлена источником (источниками) и исследована в условиях равенства права субъектов доказывания (сторон) на истолкование содержимого этого источника [164] .

163

См.: Стуликов А.Н. Уголовно-процессуальные и криминалистические аспекты представления доказательств: Дис… канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2002. — С. 113.

164

См. там же.

Некоторые исследователи говорят, что факт — средство аргументации, коммуникации, познания. Его боевая, а не информационная оболочка — это структура довода. В основе аргументации лежат факты. Они подлежат удостоверению или опровержению. Юрист доказывает свою точку зрения и опровергает чужую или при помощи противопоставления представленных оппонентом «фактов», то есть других фактов, или же показывает, что высказывание является выводом из определенной аргументации, то есть «искусственным доказательством». С момента, когда информацию невозможно использовать как исходное начало высказывания, то есть она может выступать лишь в качестве вывода из аргументации, ее уже невозможно назвать фактом. Как указывали X. Перельман и Л. Ольбрехт-Тутека, «фактом можно признать высказывание, входящее в аргумент, то есть опять же при условии, что оно не является результатом аргументации, доказывающей его достоверность» [165] . Значит, в факте есть и познавательная сущность, и обосновывающая, убеждающая.

165

Цит. по: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С. 208.

Факты, представляемые каждой из сторон в подтверждение своей позиции по делу, фактичны в пределах определенной структуры, интерпретации. Помещение факта в более широкий контекст, в условия конкурирующих интерпретаций позволяет ему освободиться от налета партийности, привнесенного интерпретациями, и расширить горизонт понимания смысла, заключенного в нем, и соответственно найти более широкий круг опор для его значимости, как правильного знания, в самых различных уровнях знания, культуры, но и морали, религии и прочих систем ценностей.

Очевидно,

что на формирование факта-3 оказывает эффективность исследования доказательств в судебном следствии и вообще состязательность, предполагающая конкуренцию позиций сторон, аргументацию. Известно, что любая аргументация предполагает выбор. Она предполагает выбор элементов и способов их представления. Для того, чтобы выявить актуальность, необходимо обратиться не только к форме, но и к содержанию элемента информации. Использование данных для аргументации невозможно без их концептуальной организации, которая придает им смысл и делает их подходящими для спора. Аспектами этой организации являются способы, которые позволяют отличать аргументацию от обычного представления факта. Любая аргументация предполагает однозначность элементов, на которых она основана. Они должны пониматься одинаково вами и аудиторией и основываться на ваших общих знаниях [166] . Актуализация в глазах аудитории какой-либо информации, представляемой оратором, может придавать ей значение фактов. Согласие суда с определенными утверждениями (исходными посылками) оратора, которыми он будет пользоваться для аргументирования, позволяет квалифицировать эти утверждения как факты. Мы разграничиваем их с утверждениями, которые содержатся в показаниях допрашиваемых лиц, или утверждениями, которые делает юрист при представлении вещественных доказательств, или утверждениями, которые содержатся в протоколах следственных действий, иных документах. Если утверждения такого рода допускаются судьями в качестве фактов, их следует определить как факты-3.

166

См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С. 208.

Однако, совершенно следуя логике вышеприведенных рассуждений, можно окончательно прийти к выводу об искусственности фактов. Ведь получается, что для процессуального факта не существует такого коррелята в действительности, который имел бы статус абсолютной объективности и выполнял бы роль гаранта достоверности фактического знания. Чтобы уйти от крайности релятивизма, очевидно, следует признать, что факт не является застывшим и неизменным образованием. Он приобретает вид процесса, перехода от чувственного восприятия к осознанию реальности события, к уверенности в том, что оно действительно было. Видимо надо трактовать факт в процессе, в развитии; становление этого феномена: от получения эмпирических данных (наблюдения, эксперимента и пр.) следователем, оперуполномоченным до включения в открытую систему судебного знания. Именно судья кладет конец сомнениям относительно существования факта, когда решается на основе имеющихся у него данных вынести решение по делу. Мы считаем, что факт и объект, хотя и не совпадают, но находятся в диалектическом единстве: любой факт является отражением объективного, хотя не все объективное превращается в итоге в фактическое. Содержание факта объективно, но при этом он неразрывно связан с субъективной формой восприятия. Факт является идеальным отражением некоторого объективного явления. Его единичность относительна, так как факт — это процесс, а не застывшая реальность [167] .

167

См.: Косолапов В.В. Гносеологічна природа наукового факту. — С. 21.

«Установить факт», то есть признать его существование и, следовательно, способность порождать юридические последствия — сделать его основанием для своего процессуального решения может и следователь на предварительном расследовании: при прекращении уголовного дела, отказе в возбуждении уголовного дела. Однако ввиду судебного контроля последней инстанцией, где может быть пересмотрен вопрос о существовании факта, является опять-таки суд.

Приведем дополнительные соображения по поводу наличия объективной связи «факта» с реальным прототипом. Но искать их мы будем не в практике, не пользе и не в самой объективной реальности. А в морали, то есть в той системе общих правил, которые объединяют большинство людей (составляющих универсальную аудиторию).

Особенностью современной ситуации с теорией доказательств выступает осознание необходимости соотнесения фактического знания с более широким кругом ценностей — мировоззренческими [168] , общекультурными. Именно к этому слою ценностей относится проблематика моральности, традиций, человеческого жизненного мира. Это может позволить расширить границы интерсубъективности фактического знания юриспруденции за пределы юридического сообщества, вывести признание объективности фактов в более широкую сферу. Смысл, входящий в структуру судебных фактов в качестве контекста конкретного события, должен быть органически связан со всем культурным опытом человечества, а не только теми правилами, которые прямо закреплены в законе. Как указывает С.Б. Крымский, понимание не создает ни истины, ни достоверности, но предстает как «приобщение к истинным и достоверным основаниям в формах традиции, общения, ценностных ориентаций жизнедеятельности вообще» [169] .

168

См., например: Агутин А.В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании.

169

Доказательство и понимание / М.В. Попович, С.Б. Крымский, А.Т. Ишмуратова и др. — Киев., 1986. — С. 45.