Докер
Шрифт:
Я же уныло плетусь за ней.
С каким-то двойственным чувством я покидаю этот маленький уютный дворик, увитый виноградом. С одной стороны, я, конечно, восхищаюсь Зарой Сааковой. Железная девушка! Она — комсомолка, уже заседает на бюро, вершит большими делами. А я — еще юнец, хотя и работаю докером. Где мне было вступить в комсомол? В школе, как известно, не бывает комсомольской организации, а в порту сразу же пойти и подать заявление как-то неудобно.
Но, с другой стороны, думая о Заре Сааковой, я не могу согласиться
Женщины на галереях, побросав свои дела, смотрят мне вслед. В таких домах ведь все знают друг о друге, вплоть до мельчайших подробностей, живут как бы одной семьей… По лицам женщин я вижу, что их разбирает любопытство: «Зачем приходил? Не кавалер ли Зары?»
Тут я вспоминаю о деньгах, переданных Сааковым для дочери, кидаюсь на улицу. Но «железная» Зара уже стремительно поворачивает на Станиславскую. В толпе только на мгновение мелькает ее красная косынка.
— Не знаешь, где Угрюмый старик? — спрашиваю я Романтика, придя в общежитие.
— Старички наши пошли гулять на берег. Скоро придут, — не отрываясь от книги, отвечает Романтик.
Сбросив сандалии, я ложусь поверх одеяла.
На соседнем топчане, скрестив ноги по-турецки, сидят Баландин и Карпенти и перекидываются от скуки в карты. К ним подходит Конопатый из артели Вени Косого, смотрит на карты, краснеет, спрашивает:
— Где это вы, черти, достали такие карты?
— Одесса-мама! — отвечает Баландин.
Карты у них какие-то заграничные — не то испанские, не то итальянские, — с голыми бабами на обороте.
Перед каждым из них высится столбик из копеечных монет. И где только они их набрали?
Это особенно интересует подошедшего к ним Чепурного.
— В лото играли на шахте, — объясняет ему Баландин.
Играют Баландин и Карпенти в «очко». В банке у них не то пять, не то семь копеек.
— Может — сыграем? — предлагает Чепурной.
— Только на копеечные монеты! — строго предупреждает Баландин.
Чепурной и Конопатый роются в карманах, но ни у того, ни у другого не оказывается мелких монет. У Чепурного два пятака.
— А если сыграть на пятаки? — спрашивает он.
Баландин продолжает играть с Карпенти, молча указывая на висящее на стене объявление. Там написано, что распивать спиртное, приводить баб и играть в азартные карты в общежитии строго воспрещено. На спиртное, говорят, тетя Варвара еще смотрит сквозь пальцы, если не затевается попойка, а к картам — непримирима.
Старожилы еще помнят случай, происшедший в прошлом году. Во время карточной игры подрались две артели и чуть было не разнесли барак. К счастью, вовремя подоспели стрелки из охраны порта.
Конопатый уходит, а Чепурной стоит, рассматривает «интересные» карты.
— Может… в «козла» сыграем? — спрашивает Баландин. В голосе его чувствуется издевка.
Чепурной с презрением смотрит на него.
— Не мог назвать более глупой игры!..
— А что ты подразумеваешь под «умной»? — Баландин молча протягивает карту Карпенти, берет себе, бросает карты — у него, видимо, перебор — и швыряет в банк проигранные две или три копейки.
Чепурной не удостаивает его ответом, уходит.
Шахтеры, зажав рот рукой, смеются ему вслед.
Но в это время в барак входит тетя Варвара. Голова у нее повязана полотенцем. Третий или четвертый день у нее сильные головные боли.
Она по-хозяйски идет меж топчанов, на одном поправляя подушку, на другом — одеяло, смахивает крошки со стола, поднимает кем-то уроненную бумажку. Потом, закинув руки за спину, подходит к шахтерам. Долго смотрит на их игру. Я вижу, как у нее сужаются глаза и руки сжимаются в кулаки. Выхватив тряпку из-за пояса, она двумя короткими, точно саблей, ударами крест-накрест расшвыривает карты далеко по бараку и тем же неторопливым, полным достоинства шагом идет дальше наводить порядок в бараке.
С визгом Карпенти кидается собирать карты.
— Вот чертова баба! — придя в себя от изумления, ругается Баландин. — Ведь на копеечки играем!
Тетя Варвара оборачивается:
— А в другой раз — изорву твои похабные карты. С меня-то спрос небольшой!
— Да ведь на копеечки! — кричит Баландин.
— Знаю я твои «копеечки»! Во сколько их оцениваешь-то?.. В рупь?.. В два?..
— Да что ты, бабка, сошла с ума? — Баландин смотрит по сторонам, показывает на меня: — Вон хоть у него спроси!
— Ну да, в копеечки! — вступаюсь я за него.
— А ты не лезь не в свое дело! — срезает меня тетя Варвара.
— Да что ты в самом деле, бабка, никому не веришь? — повышает голос Баландин.
— Бабка, бабка! — передразнивает его тетя Варвара. — Ты бы, парень, врал бы у себя в Одессе-то. Мы здесь, в Баку, тоже не лыком шиты, видали таких залетных.
— Да что тут, право, за порядки у вас? — уже кричит Баландин.
— Тут, брат, матриархат! — отвечает ему Романтик, оторвавшись от книги. — Как скажет Варвара — так и будет.
— Вот дурачье! — Схватив пиджак, Баландин выбегает из барака.
Наспех сосчитав карты, за ним устремляется Карпенти.
В бараке все валятся со смеху. Даже Романтик оставляет книгу. Смеются до колик в животе.
Ай да тетя Варвара!
Открывается дверь, входят наши старички.
Я встаю, надеваю сандалии. Достаю из кармана деньги, чтобы вернуть Угрюмому старику. Не знаю, как передать ему мой разговор с его Зарой.
Глава четвертая