Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года
Шрифт:
Под ударами милицейских дубинок падали на мостовую, зажав голову или лицо, демонстранты, среди которых было немало людей старшего поколения, в том числе женщин. Уворачиваясь от ударов древками флагов, спотыкаясь и теряя фуражки, разбегались ребята в милицейской форме. В них уже летели камни, кирпичи, куски асфальта, образки металлических труб, палки…
Большая группа демонстрантов, перебравшаяся через баррикаду, раскачивала из стороны в сторону грузовик с брезентовым верхом, пытаясь, наверное, опрокинуть его. Леденящие душу крики и визги женщин, истошные вопли и свист, ругань, рокот автомобильных моторов, гудки машин, скрежет железа и звуки бьющегося стекла — все слилось в единый гул побоища. Казалось, безумие охватило людей. Еще совсем недавно
ВОСПОМИНАНИЯ: «Мы были в шоке, когда смотрели с Олей вечерние новости. Все, что происходило на Ленинском проспекте, казалось нереальным, будто мы видим кадры кинохроники уличных столкновений демонстрантов с полицией где-нибудь в Чикаго, Белграде или Мадриде в 30-е годы. Революции 1905 и 1917 годов казались нам далеким прошлым. И только недавние события августа 1991 года в Москве, когда начались столкновения противников ГКЧП с войсками, а затем вакханалия разрушения памятников и захвата зданий партийных органов, свидетельствовали о новом повороте в истории нашей страны» (Из воспоминаний А.П. Орлова).
Прибывшие милицейские подкрепления, казалось, способствовали перелому ситуации. Омоновцы бросились в контратаку, направо и налево нанося удары дубинками, прикрываясь щитами от града камней и летящих словно стрелы древков знамен с металлическими наконечниками. Здесь уж было не до того, чтобы разбирать, кто зачинщик, а кто простой обыватель, случайно попавший в толпу. Доставалось всем подряд. И вот уже беспомощно лежит на мостовой старик с орденскими планками, размазывая по лицу кровь, сочащуюся из разбитой брови, весь грязный, в пене, со слезами на глазах от боли и унижения. Рядом какой-то человек в темно-зеленом плаще стоит с поднятыми руками, как будто сдается в плен, а подскочившие к нему три омоновца в бронежилетах и касках наотмашь бьют его резиновыми дубинками по голове и спине. Жалкий и беспомощный, он пытается неуклюже защититься руками, но получает все новые и новые удары. Женщина с хозяйственной сумкой что-то осуждающее кричит в сторону милиционеров, один из них, самый молодой, отделяется от товарищей и как-то нехотя, почти мимоходом, отталкивает се дубинкой так, что она чуть не падает.
1 мая 1993 года, суббота, день
Москва. Лубянка. Министерство безопасности.
Кабинет первого заместителя министра
Через каждые десять минут оперативный дежурный и начальник оперативно-поискового управления докладывали генерал-полковнику Голушко о развитии обстановки в районе Ленинского проспекта и площади Гагарина. Профессиональный контрразведчик и опытный руководитель, он понимал, что ситуация развивается по самому худшему сценарию. Озлобленная толпа, столкнувшаяся с беспрецедентно грубым подавлением со стороны сил правопорядка, массовые стычки, в результате которых уже появились пострадавшие, грозили превратиться в кровавое побоище.
Но повлиять на ход событий Голушко никак не мог — Министерству безопасности отводилась роль лишь стороннего наблюдателя, который не имел права вмешиваться в происходящее. «Ваше дело — отслеживать ситуацию» — была установка московских властей.
Когда Николай Михайлович получил очередной доклад о том, что происходит на месте столкновения демонстрантов с милицией, он позвонил Савостьянову, начальнику управления Министерства безопасности по Москве и Московской области, а одновременно с этим и заместителю Баранникова. Это был руководитель «демократической волны», в 1991 году назначенный лично Ельциным на этот крайне важный пост. Он не имел никакого профессионального опыта в сфере обеспечения безопасности, но зато пользовался исключительным доверием у новой власти и выполнял своего рода роль «демократического комиссара».
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Я позвонил Савостьянову [65] . Говорю ему: „Там начали, вроде, с ветеранами не очень хорошо обращаться. Силовые действия ирименяют. Что же это творится? Это же Москва все-таки!“ А он отвечает: „Командует здесь мэр, Лужков“. Я ему: „Женя, ну все-таки надо как-то контролировать обстановку, чтобы не было взрыва…“» (Из воспоминаний Н.М. Голушко, в 1993–1994 годах — министра безопасности).
Не удовлетворившись телефонным разговором с Савостьяновым, Голушко пригласил к себе другого заместителя, Сафонова [66] и предложил ему вместе сходить к Баранникову для того, чтобы обсудить создавшееся положение. Сафонов отличался исключительной коммуникабельностью, способностью расположить к себе собеседника. Эрудированный и ироничный, помимо богатого чекистского опыта, он имел опыт публичной деятельности, так как еще до августовского путча 1991 года стал депутатом Верховного Совета Российской Федерации.
66
Сафонов Анатолий Ефимович — в 1992–1993 годах заместитель министра безопасности, народный депутат РСФСР.
— Анатолий Ефимович, пошли к Баранникову. Надо срочно что-то делать. — Голушко выглядел удрученным и озабоченным.
Пройти по ковровым дорожкам от кабинета первого зама до приемной министра было делом трех минут — всего лишь спуститься на один этаж ниже. Не останавливаясь в приемной, они зашли в кабинет Баранникова.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Приходим к Баранникову и докладываем. Что ж такое — очень резкие действия силовых структур. Баранников сказал: „Ничего, пусть немножко прижмут хвост…“» (Из воспоминаний Н.М. Голушко, в 1993—1994годах— министра безопасности).
Голушко и Сафонову стало очевидным, что «резкие действия» были не следствием самоуправства отдельных начальников, вызванным агрессивным напором толпы, а вполне продуманной акцией. Очередной виток конфронтации переходил в совершенно новую фазу, когда дело уже не ограничивалось шумными протестами и массовыми демонстрациями, а превращалось в вооруженные стычки между протестующими и силами правопорядка. Пока еще с использованием древков флагов и водометов. Но отсюда было уже недалеко до настоящего оружия.
Через некоторое время Голушко снова оказался в кабинете Баранникова. К его удивлению, там уже находился мэр Москвы Лужков. Кратко обсудив с руководителями Министерства безопасности создавшуюся обстановку, тот сказал фразу, которая надолго запомнилась Николаю Михайловичу: «Надо ударить, чтобы неповадно было!»
1 мая 1993 года, суббота, день
Москва. Площадь Гагарина
Как профессиональные метатели какие-то парни бросали из толпы камни в сторону наседающего ОМОНа, который пытался оттеснить демонстрантов к ограде сквера за углом дома. В милиционеров летели какие-то металлические предметы, которые, ударяясь по каскам, издавали глухой звук. На другой стороне проспекта двое мужчин разгоняли тяжелую резиновую покрышку от колес крупного грузовика и направили ее прямиком на милицейскую цепь, образующую сплошной ряд примкнутых друг к другу щитов. Ну прямо как псы-рыцари во время Ледового побоища! От удара колеса в цепи на некоторое время образовалась брешь, впрочем, в которую никто и не собирается проникать.