Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года

Орлов Андрей Петрович

Появились первые раненые с той и другой стороны. Их несли на руках, волокли на кусках брезента или на импровизированных носилках, сделанных из подручных средств. Машины скорой помощи одна за другой отвозили раненых в больницы. Побоище входило в свою заключительную фазу.

ДОКУМЕНТ: «…В результате столкновения в течение двух часов с 12.35 до 14.35 первого мая пострадали и обратились за медицинской помощью 579 человек, в том числе 251 сотрудник органов внутренних дел. С площади Гагарина в медицинские учреждения города и МВД в течение 1–2 мая были доставлены и обратились самостоятельно 495 человек. Еще 84-м медицинская помощь была оказана на месте происшествия…» (Из заявления Главного медицинского управления Москвы, телепрограмма «Вести», 2 мая 1993 года).

Свежие

силы милиции, влившиеся в уже изрядно потрепанные ряды своих товарищей, начали активную атаку на демонстрантов, вытесняя их с площади в обратную сторону. Поскольку самые активные из них уже перебрались через многоярусный милицейский кордон и находились но ту строну баррикады, они не могли принимать участие в рукопашной схватке. Здесь же оставалась менее активная группа демонстрантов, которая старалась избежать прямого столкновения с милицией.

Самой главной «боевой единицей» оказался грузовик, оборудованный громкоговорящей установкой. Па его борту был прикреплен транспарант с белыми буквами по красному фону: «Страну спасет — диктатура рабочего человека!» В кузове «держали оборону» не менее двадцати человек. Они отбивались от омоновцев флагами, бросали в них какие-то коробки и ящики. Машина делала крутые развороты, расшвыривая в разные стороны блюстителей порядка и одновременно прикрывая бойцов армии демонстрантов.

В течение всего времени повсюду сновали операторы с тяжелыми камерами, которые испытывали на себе все прелести массовых беспорядков — им также перепадала порция милицейских дубинок и ударов по голове древками флагов. Для некоторых камни и железяки, брошенные демонстрантами, а иногда и возвращаемые им милиционерами, стали причиной тяжелых травм.

ВЫСТУПЛЕНИЯ: «Люди видели явную агрессивность отдельных групп мужчин, которые не митинговали, и знамена у них на Октябрьской площади были черно-желтые, а не красные. Они пытались опрокинуть автобус с ОМОНом, когда он появился на площади после ухода демонстрации. Они били, толкали, оскорбляли милицию уже на Октябрьской площади, еде не было никакого противостояния.

Есть свидетельство о том, как была построена цепочка, но которой из-за магазина „Диета“ демонстрантам передавали камни. Те бросали их в ОМОН. Причем есть такое свидетельство, что камни нередко до ОМОНа не долетали, а попадали в тех, кто атаковал омоновцев. Есть свидетельство, что за оцеплением на площади Гагарина никакой драки не было. Те участники демонстрации, которые обошли оцепление, свободно там перемещались, вступали в пререкания с милицией, оскорбляли ОМОН, но никакого отпора не получали… Это говорит о том, что милиция и ОМОН не были настроены агрессивно по отношению к демонстрантам, кроме места, еде происходила свалка» (Из выступления депутата Моссовета, представителя «ДемРоссии» Д.И. Катаева на заседании Малого совета 5 мая 1993 года).

Скоро ярким пламенем запылала одна машина, затем вторая. Едкий черный дым заполнил Ленинский проспект, органично дополняя картину побоища. Демонстранты, избитые и грязные, с кровоподтеками и ссадинами, отступили в направлении Октябрьской площади. Многие из них, не желая испытывать судьбу, отправились прочь через дворы близлежащих домов и скверы, кто в сторону Парка культуры, кто в направлении улицы Косыгина. Милиционеры, тоже изрядно потрепанные в схватке, некоторые без фуражек, в рваных плащах и кителях, нервно курили позади цепи ОМОНа. К месту баталии стягивалось подразделение конной милиции, оглашая окрестности площади Гагарина цоканьем копыт и фырчаньем лошадей.

ИНФОРМАЦИЯ: «Только что по каналам ИТАР-ТАСС пришло заявление пресс-секретаря Президента Российской Федерации. В нем решительно осуждаются организованные коммунистическими и национал-шовинистическими лидерами массовые беспорядки. Президент, говорится в заявлении, выражает глубокое сочувствие всем пострадавшим.

Представитель Московского правительства Александр Брагинский расцепил события в Москве как хулиганские акции. Организаторы подобных акций будут привлекаться к ответственности, в том числе и уголовной. В свою очередь один из лидеров Фронта национального спасения и организаторов шествия Илья Константинов [67] в интервью „Интерфаксу“ расценил события

в районе площади Гагарина как сознательную провокацию, направленную на то, чтобы парализовать всякое сопротивление. С сегодняшнего дня, — заявил Константинов, — началось настоящее сопротивление…» (Телепрограмма «Вести», 1 мая 1993 года).

Таких массовых беспорядков Москва не знала со времен революции 1905 года. Даже стотысячные митинги начала 1990-х с их остервенелыми криками «Долой КПСС!» не сопровождались побоищами и кровопролитием. В последующие дни газеты пестрели самыми противоречивыми оценками, хотя почти все сходились в одном — произошло нечто страшное.

СТАТЬИ: «Кровавое столкновение в Москве. Организаторы коммунистической демонстрации бросили толпу на цепи ОМОНа. Власти и силы правопорядка продемонстрировали непростительный непрофессионализм» («Независимая газета», 5 мая 1993 года).«Кровавая репетиция диктатуры», «А люди шли на праздник», «Попраны права человека» («Правда», 4 мая 1993 года).«Мирную демонстрацию москвичей загнали в ловушку и устроили расправу», «Преднамеренная провокация» («Советская Россия», 4 мая 1993 года).

Бывший председатель Верховного Совета СССР Лукьянов в тот же день написал стихи под названием «Первое мая 1993 года»:

«Кровавый май. Кровавая суббота. Оскал щитов и выплески речей. Немая милицейская пехота. Стеклянные зрачки у палачей. Проклятья, и отчаянье, и стоны, И водометы, хлещущие в грудь. Бесстыдство покровителей ОМОНа И флаги, на которых — Мир и Труд».

Через несколько дней его «разоблачала» «Независимая газета»:

СТАТЬЯ: «…Полная прямая ответственность за все жертвы и последствия этого столкновения лежит на организаторах митинга. Если даже встать на их позицию (власти организовали провокацию, желая создать повод для введения чрезвычайного положения), то и тогда это не становится менее очевидным. Политики, собирающие десятки тысяч людей на политический митинг и предполагающие у властей готовность пойти на провокацию, не имеют права произвольно направлять эти десятки тысяч людей туда, куда им заблагорассудится. Тем более — толкать их на прорыв цепи вооруженных стражей порядка…

Анатолий Лукьянов уже успел написать стихи о «кровавом 1 мая». Интересно узнать, почему он сам не пошел на прорыв омоновских цепей, если повел туда других?..

К сожалению, не могу не возложить значительную часть косвенной ответственности за случившееся 1 мая на нынешние демократические власти и силы. С восторгом говорилось, что перед референдумом вновь удалось добиться политизации населения страны. Взахлёб провозглашалась победа демократов над коммунистами на референдуме. Вот плоды и этой политизации, и этого восторга, и этого «захлёба» — унижая оппозицию, се «заводили» до безрассудства…" (Я. Третьяков. "Чья вина — это очевидно. О чем г-н Лукьянов не сказал в своих стихах". "Независимая газета", 5 мая 1993 года).

Май 1993 года стал прологом страшной трагедии, до которой оставалось менее полгода, о чем не знали ни демонстранты, ни милиционеры, ни опытные политики.

3 мая 1993 года, понедельник, вечер

Москва. Рублево-Успенское шоссе.

Бывшая дача ЦК КПСС

— Даже и не вздумайте! Вы что, хотите провалить серьезное дело? Ради чего? Ради ваших глупых амбиций? Чего вы добились?

— Но, Михаил Юрьевич, мы…

— Что? Устроили кровавое побоище! Озлобили всех и вся! Дестабилизировали обстановку!

— Обстановка и без нас напряженная! Мы что, только подлили масла в огонь! Коммунисты, хотя и всем недовольны, но не лезут на рожон! Милиция сама тоже не стала бы бить! Вот мы и «подмогли»!

— «Подмогли», — передразнил Михаил Юрьевич. — А зачем?

— Мы же все-таки боевая организация! Нам надо тренироваться, набираться опыта борьбы…