Доктор 5
Шрифт:
«Туристу» для его секретных задач отвели наспех разысканную пещеру в трёх сотнях метров и выделили Калдыгулова в придачу с ещё одним бойцом (от греха подальше).
А вот в связи с намерением «туриста» начать опрос прямо тут, обнаружилась нешуточная проблема: при попытке отделить кого-то от «не-азиатского» десятка (исключительно для опроса, кстати), весь десяток голосил, бился в истерике и шумел так, что кэп лично вынужден был махнуть рукой Ерболу и отвести комитетского в сторону:
— Слушай, я не знаю твоих раскладов, но тут старший не ты. — Кэп пристально впился взглядом в переносицу собеседника, который и не думал возражать. — Вот шуметь на всю округу
— Так а я что, — задумчиво принялся оправдываться собеседник. — Ты ж сам видишь, бурлят на ровном месте.
— Бурлить начали после твоих действий, — отрезал кэп. — Нам на выходе базар не нужен. Ты как-то аккуратнее решай вопрос с беседами, — продолжал напирать кэп. — Твои подойдут, почитай, через сутки. А за это время… — Кэп деликатно оставил за кадром тот факт, что из кабинетных коллег комитетского подкрепление было ещё то. Несущественное, одним словом. — В общем, в наших делах, — кэп красноречиво посмотрел на комитетского, — шуметь на выходе категорически неправильно. Делай что хочешь, но ор уйми.
— Понять бы ещё, что они говорят, — сконфужено признался собеседник, оценивший деликатность кэпа. — Я их не понимаю, даже близко.
— Так бы сразу и сказал, давай разбираться, — кивнул кэп, поскольку задача и перспективы приобрели какие-то читаемые конфигурации. — Ербол, ко мне! Понимаешь их хоть чуть? — кэп указал подскочившему Калдыгулову на третий десяток, вопросительно подняв бровь.
— С пятого на десятое, — кивнул Ербол. — Если медленно будут говорить, и бумагу с карандашом взять, объяснюсь. Через письменность, на крайний случай. У них диалект какой-то, плюс фонетика никак не классическая. Говорят, как с х**м во рту. Извините…
— А что за язык-то?! — взвился в воздух комитетский в свете открывшихся перспектив.
— У меня классический фарси был в институте, — флегматично отозвался Калдыгулов. — А они говорят на каком-то таджикском или афганском диалекте, я не очень понимаю на слух. Но если говорить медленно, и дать время, то всяко объяснимся. В худшем варианте, через письменность.
Комитетский смотрел на Калдыгулова широко открытыми глазами настолько неповторимо, что кэп счёл нужным пояснить:
— У Ербола мать оттуда, от соседей; а отец наш. До двенадцатого года, они жили там. А он там три с половиной курса в институте востоковедения отучился. В армию у нас пошёл, когда переехали по репатриации. Потом у нас и остался.
— Всё равно у нас же института востоковедения нет, — второй раз за минуту флегматично пожал плечами Калдыгулов. Но что он шутит, из двоих офицеров понял только кэп.
Как оказалось, перепуганные не-азиаты испугались то ли физического насилия, то ли вообще расстрела. Говорить хотели только с начальством прикомандированного (сам он их чем-то не устроил), вести себя обещали смирно, и впоследствии никаких проблем не доставили.
А боднувший комитетского товарищ, оказывается, просто обознался (плюс пребывал в лёгком наркотическом опьянении, как пояснил один из десятка). Плохого ввиду не имел, просто дурак… Испугался, когда «турист» обниматься полез.
Роберт
Наши с Леной матери через минуту тоже переглянулись между собой, взяли сумочки и направились в противоположном от мужчин направлении.
Я, пользуясь моментом, не удерживаюсь и решаю спросить отца:
— Батя, можешь пояснить, чего мать так себя вела? И почему ты сидишь, как воды набрав?
— Да у нас личные разногласия кое-какие, ещё оттуда, — мнётся отец (а я вижу, что он явно что-то не договаривает). — Но это даже не главное… Если ей вожжа под хвост попала, я уже не пытаюсь встревать, — признаётся отец.
— Спрошу тогда иначе. А кто в семье хозяин? — говорю в лоб.
Отец удивлённо смотрит на меня:
— Боюсь, мы не оперируем такими понятиями.
— Пап, вот пока ты такими понятиями не оперируешь… — смеюсь про себя, не заканчивая фразу. — В общем, давай договариваться. У меня к тебе вопрос, переходящий в претензию. Вопрос: ты можешь гарантировать адекватность своей жены на следующем мероприятии, когда будет куча гостей, в том числе моих? И где, в отличие от сегодня, будет присутствовать и Лена? Которая эти эскапады видит насквозь, ещё до того, как мать воздуха наберёт?
— Не уверен, — качает головой отец. — Я могу только за себя отвечать. Но никак не за другого человека.
— Ну-у вообще-то, этот другой человек — твоя вторая половина, — кошусь на него. — Впрочем, если у вас какие-то свои отношения, спрошу её прямо и сам. В конце концов, родной сын.
В этот момент, как по заказу, мать возвращается за стол одна (откуда-то, куда они направлялись вместе с Зоей Андреевной). Она быстро окидывает взглядом диспозицию и сводит вместе брови (пытаясь придать лицу более значимое выражение):
— Саша, хорошо, что пока никого нет. Раз все свои, то… Я понимаю, что ты очень молод и твоя решительность проистекает исключительно из-за отсутствия опыта. У Лены чудесные родители, и сама она очень хорошая, НО… — мать делает паузу, бросая на меня оценивающий и пытаясь понять, как я отношусь ко всему сказанному. Видимо, понять ей ничего не удаётся, потому что она продолжает. — Жениться, будучи школьником, неправильно. Как ты будешь содержать семью? Я вижу, что Роберт с Зоей запросто могут взять вас на буксир по финансам; видимо, это и имело место… Судя по твоей уверенности в завтрашнем дне… Но жениться в школе, ещё и по залёту, плюс на девушке, которая настолько старше!.. — Мать многозначительно и победоносно смотрит на меня, затем тянется к ближайшему блюду. — Вот жаркое хорошее, — она зачем-то накладывает мне в тарелку полторы порции голодного человека. Хотя я сыт. — В общем, давай всё переиграем. Пока не поздно! — Она вопросительно смотрит на меня, транслируя максимальную озабоченность.
— М-да. С чего же тут начать-то, — задумчиво барабаню пальцами по крышке стола. — Если с самого начала, это будет долго. А если с главного, то ты не пропустишь все вводные, заведёшься; и беседа пропадёт втуне.
— Я всё пойму, я твоя мать! — безапелляционно заявляет она. И я решаю сделать последнюю попытку. Совместив её, впрочем, с протоколами намерений и условий.
Отец, беззаботно прислушиваясь к нашей беседе, решает присоединиться к поеданию жаркого и начинает весело орудовать ножом и вилкой, пропев перед этим какой-то ребус: