Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)
Шрифт:
– В реанимацию женщину привезли, тридцать два года, – Маша вернулась с перекура и делилась новостями, – у нее неделю назад муж умер в нашей сосудистой хирургии. Перевели из сто двадцать третьей больницы с угрозой разрыва аневризмы брюшной аорты, наши его продержали три дня в палате, пока аневризма на самом деле не разорвалась, и только тогда взяли на операцию. Ну, в общем, не спасли. Жена такой скандал устроила – с двенадцатого этажа на первом слышно было. А как похоронила – отравилась реладормом.
– А реладорм где взяла? – спросил Данилов. –
– Этого не знаю. – Маша пожала плечами. – Мы с девчонками поспорили – вот как это объяснить? Такая любовь сильная или банальный страх остаться одной, без каменной стены?
– Состояние тяжелое?
– Тяжелое.
– Ну, если выживет, тогда спросите.
– Кто ж на такие вопросы отвечать будет, Владимир Александрович? Вы что, смеетесь?
– Нет, не смеюсь. Просто кроме нее некому ответить на этот вопрос.
– Наверное, это любовь... – предположила Маша. – Ну а теперь-то чему вы улыбаетесь?
– Тому, как причудливо сочетаются в вас романтизм и практицизм, – признался Данилов.
– Да – я практичный романтик, – кивнула Маша. – И помечтать люблю, и деньги считать умею. Дитя двадцать первого века.
Данилов внезапно почувствовал себя не очень молодым. Ощущение, если честно, было не из приятных. «Врачу вообще невозможно оставаться молодым, – подумал Данилов. – Во-первых, сразу же после окончания института нас начинают величать по имени-отчеству. Во-вторых, держаться надо солидно. В-третьих, все молодые врачи прибавляют себе возраст, чтобы казаться опытнее. Так незаметно и расстаешься с молодостью. Впрочем, зря я кручинюсь, меня ж вчера в магазине два раза молодым человеком назвали и в метро один раз. Так что не все еще потеряно...»
– А вчера в столичных новостях выступал архитектор и рассказывал про Склиф, – вспомнила Маша. – У нас планируется какое-то грандиозное строительство – современный клинический корпус, который протянется от Садового кольца вдоль проспекта Мира, новый патологоанатомический корпус, здоровый такой...
– А старый снесут?
– Наверное. Только нам ничего не построят, – вздохнула Маша. – Будем в старом здании сидеть.
– Да у нас вроде с пространством все нормально, – сказал Данилов.
– Корпус маленький, – не согласилась Маша.
– На одну реанимацию, три отделения и наш приемный покой – в самый раз.
– Могли бы построить новый корпус и добавить отделений здесь, а не открывать где-то там, в сто тридцать шестой.
– Москва – большой город с огромными транспортными проблемами. Нерационально устраивать один мегацентр отравлений. Лучше рассредоточить отделения по городу. Так пациенты будут быстрее попадать на койку, а это очень важно.
– А вы сами, Владимир Александрович, в сто тридцать шестую уйдете или у нас останетесь?
– Боюсь, что ни туда и ни сюда, – ответил Данилов. – Был у меня на днях не очень приятный разговор с Ромашовым...
– С ним другого разговора и быть не может! Он же Такой Большой и Строгий Начальник!
– И он мне заявил, что
– А вы что?
– Думаю. Знаете же поговорку: «Насильно мил не будешь».
– Жаль, если вы уйдете, – вздохнула Маша. – У нас в приемном нормальные доктора почему-то вообще не задерживаются.
– Работа не самая приятная, вот и уходят, – заметил Данилов. – Я тоже не горю желанием годами торчать на приеме.
– А вот мне, Владимир Александрович, наоборот, в отделении не нравится. Там скучно, и лица каждый день одни и те же. Правда, старшей сестрой в отделение я бы пошла.
– Почему?
– Старшая сестра – это другое дело. Белый человек. Ходишь, всех пинаешь, а сама особо не напрягаешься...
– Боюсь, Маша, что у вас превратное представление о плюсах и минусах должности старшей сестры. Это собачья работа. Старшая сестра руководит средним и младшим персоналом, отвечает как за внутренний распорядок, так и за санитарное состояние отделения, получает и хранит лекарства, обучает сестер, затыкает собой все дыры, которые больше заткнуть некем. Разве не приходилось видеть, как старшие сестры на кухню за обедом ездят?..
– Сдаюсь, Владимир Александрович! – Маша подняла вверх обе руки. – Вы меня убедили! В старшие сестры – ни ногой. Только в главные.
– Да там еще хуже...
Приехавшая карета «скорой» помешала Данилову отговорить Машу и от продвижения в главные сестры.
Пациент оказался ветеринарным врачом. А заодно и наркоманом со стажем. Сегодня он в очередной раз решил ввести себе в вену кетамин (средство для анестезии, блокирующее нервные окончания без угнетения дыхания и кровообращения, а также – сильный галлюциногенный наркотик. – Прим. автора ), сэкономленный на даваемых в клинике наркозах, и немного превысил дозу. Повезло чуваку. Если бы превысил намного – оказался бы в реанимации или вообще в морге.
– Что-то увлекся я сегодня, – ветеринар-наркоман был хоть и вял, но соображать соображал.
«Увлекся ты давно», – подумал Данилов, вглядываясь в расширенные зрачки пациента. Тот смирно лежал на кушетке.
– Не надо было водярой догонять...
– Добрая мысля приходит опосля, – прокомментировал Данилов, измеряя пациенту давление.
– Это правда, – согласился тот. – Давно бы бросил это дерьмо, да больно уж глюки качественные. Причем вижу не абы что, а что хочу...
– Сейчас-то что видите? – спросил Данилов.
– Сейчас вас, доктор, вижу, – пациент повернул голову, – сестру, дверь. Глюков нет, были да ушли...
Голова вернулась в исходное положение.
– А вот на потолке что-то вроде карты Москвы вижу... Только масштаб больно мелкий...
– Давайте я помогу вам раздеться для осмотра, – предложил Данилов.
Пациент покорно дал себя раздеть.
– Собачку или кошечку держите? – поинтересовался он, когда Данилов пальпировал печень.
– Не держу.
– Жаль, – пациент выпятил нижнюю губу, – а то мы с вами скооперировались бы.