Доктор-хулиган

Бут Эйнсли

Подробности его душераздирающего детства преследовали меня всю неделю, и чем ближе рождественская поездка домой, тем больше я продолжаю искать оправдания, чтобы не ехать. Особенно потому, что еще не готова сообщить новость семье. Я не в том положении, где могу принимать решения. И не сомневаюсь, их неодобрение по поводу моего развода будет ничем по сравнению с реакцией на беременность вне брака. И если я приеду домой, то знаю, такой секрет сохранить будет невозможно.

Схватив из холодильника кусок вчерашней пиццы,

захожу в Интернет проверить погоду, и прогноз вознаграждает меня надвигающейся бурей, достаточно сильным, чтобы законно отменить поездку. С подобными новостями чувствую себя немного лучше, но решаю подождать до завтра, чтобы позвонить родителям и сообщить, что не приеду, иначе нетерпение в голосе будет очевидно.

При мысли о том, чтобы провести Рождество с Максом, сердце слегка подпрыгивает. Потом я понимаю, что мы обсуждали только мои праздничные планы. Что, если он не захочет провести Рождество со мной?

А что, если ему вообще не нужен праздник? В конце концов, он не сентиментален, и это заставляет меня сомневаться.

Может, зря в выходные мы не обсудили больше наши отношения, и чем дольше мы не разговариваем, тем труднее начать.

Он хочет участвовать. Но что это значит? Он хочет оформить совместную опеку? Хочет быть семьей? И даже зная его историю, я изо всех сил пытаюсь примириться с таким резким поворотом в вопросе о желании иметь детей. «Я был бы самым дерьмовым отцом в мире».

Думаю, — нет, знаю, — он надеялся, рассказав свою историю, что… ну, он же сказал, что хочет участвовать. Не понимаю, что с этим делать, потому что его предыдущие слова все еще вертятся у меня в голове. «Я такой же эгоист, как и они. Я был бы самым дерьмовым отцом в мире».

Я хочу верить, что он изменил свое мнение. Хочу этого всем своим существом. Но теперь я отвечаю не только за свою жизнь.

«Я такой же эгоист, как и они». Как я могу рисковать тем, что он уйдет от невинного ребенка? От меня?

Положив руку на живот, тянусь к телефону.

Сердце колотится при звуках голоса Элли. Я в полном беспорядке, а она — единственный человек на планете, которому я могу позвонить. Мэтью не успеет услышать слово «ребенок», как уже окажется дома у Макса и надерет тому зад.

— Привет, это Вайолет. — Клянусь, мой голос дрожит, но она, кажется, этого не замечает.

Ее ответ теплый и радостный.

— Привет, как дела?

— У тебя есть время поговорить?

— Конечно, только дай минуту перейти в более тихое место.

— Спасибо. — Слышу ее шаги, затем щелчок закрывающейся двери.

— Итак, выкладывай.

С минуту раздумываю, как лучше начать. Решение — сказать коротко и просто. Это всегда лучший способ.

— Я беременна.

Следует небольшая пауза, затем Элли отвечает:

— Ого.

— Да.

— И Макс…

— Да.

— Ого.

— Знаю.

Она делает глубокий вдох.

— Думаю, мне следует

начать все заново. Новость хорошая? Тебя можно поздравить?

Слезы щиплют глаза, и я киваю.

— Я счастлива. Удивлена, но… да, новость хорошая, по крайней мере, для меня.

— Ох, — произносит она, но не осуждающе. Скорее, зная Макса, по крайней мере, так же хорошо, как и все остальные, она понимает, какая неразбериха грядет. В конце концов, именно поэтому я ей и позвонила.

Но я все равно тщательно подбираю слова. Это не мои секреты, чтобы предполагать, что их знает кто-то еще.

— Думаю, Макс… ну, все сложно. Но, может, сложно в хорошем смысле? Понятия не имею. Вот почему я позвонила.

— Ладно…

— Я узнала на прошлой неделе. И пережив первоначальный шок, испытала счастье. И я собиралась сразу же рассказать Максу, но потом выяснила… то есть, он сам сказал, что никогда не хотел иметь детей. Вроде того, что сейчас для этого безумные времена.

— Он так сказал?

— Это было как-то связано с его работой. Он еще не знал, что я беременна.

— О нет.

— Не то чтобы я ожидала, что, узнай Макс о ребенке, мы будем жить с ним долго и счастливо.

Она вздыхает.

— Нет, я понимаю. Естественно, ты об этом думала.

Я резко выдыхаю. Она все понимает.

— Да. Возможно, я воображала, что ребенок появится на свет и обретет двух любящих родителей, даже если они не будут жить вместе. Я предположила, что, поскольку Макс — педиатр, он любит детей и хотел бы иметь собственных. А потом он выдал мне, что не хочет детей, и я запаниковала.

— Ох, конечно же. Такое нелегко услышать.

Я качаю головой.

— В общем, потратив некоторое время на раздумья, я отправила ему электронное письмо, сообщив о ситуации и заверив, что он снят с крючка.

Она издает еще один сочувственный звук.

— Ой. Полагаю, он не очень хорошо это воспринял.

Меня переполняет стыд… Нет, и она знала, как он отреагирует, в отличие от меня.

— Нет, совсем не хорошо. Теперь он полностью изменил свое мнение. И я не знаю, что и думать. Я даже почти понимаю, почему он мог передумать. Я имею в виду, у всех нас есть представление о том, как бы мы поступили в той или иной ситуации, но, столкнувшись с ней в реальной жизни, мы не всегда можем реагировать соответствующе.

— Может, и нет… так, и что теперь?

— Без понятия. — Я начинаю плакать.

— Ох, Вайолет. Хочешь, я к тебе приеду? Ты где?

— Дома. Я в порядке. — Последнее, чего я сейчас хочу, чтобы офицеры КККП смотрели, как я жалею себя, но я этого не говорю. Когда у твоей единственной подруги, которой ты можешь довериться, есть охрана, ты просто справляешься сама.

— Не похоже, что ты в порядке.

— Мне грустно. Хотела бы я, чтобы все это развивалось по-другому.

— Но этого не произошло.