Доктор Рэт

Котцвинкл Уильям

Когда я стала привыкать к этому, то его сигналы перестали настораживать меня, и теперь я начала ощущать их особую природу. Снова и снова, всю ночь, я слышу внутри себя: Я восстаю. В любом случае, я восстаю.

Все мы, каждый по-своему, попали под каблук захвативших нас. Даже львы постигли всю униженность их пребывания на этой опущенной вниз площадке и пользовались малейшим случаем, чтобы внушить к себе любовь смотрителей. Но никогда еще не случалось такого, чтобы орел подлизывался или сгибался, никогда не заканчивалось его упрямство. Кровь, кости и перья были постоянно настороже, каждый мускул, каждая частица его существа были готовы в любой момент подняться в небо.

Имея такой пример, мы все немного взбодрились и даже чуть-чуть распрямили свои хребты. Мы подняли возмущенный крик. Мы тоже должны обрести свободу на вершинах холмов, среди джунглей и лесной чащи. Так или иначе, мы должны сделать мощный бросок, разодрать на куски наши клетки и сбежать.

Воздух стал еще более наэлектризованным и едва не звенел от энергии наших душ. Наша тайна передавалась от клетки к клетке, и наши смотрители стали догадываться о ней, потому что испытывали трудности при чистке клеток и кормлении. Наши зубы были постоянно оскалены, хвосты торчали вверх, а уши прижаты. И неожиданно именно тюремщики первые начали нервничать и притеснять нас, в то время как мы становились все более сильными и злобными.

А наш глава постоянно расхаживал в клетке по сухому дереву, подгибая его пружинящие ветки, и посылал в ночь свои послания, напоминавшие глухие удары. Я уверена, что если он позволит себе хоть минуту отдыха, то ощутит всю безнадежность своего положения и мгновенно умрет от удушья. Я также видела, как сильно росла его неудержимая ярость, как будто он вбирал в себя наши едва пробудившиеся желания, всего лишь коснувшись нас своей стальной волей.

Наш главный огонь вспыхнул еще раз, и некоторые, наиболее тонкие натуры, не перенесли его жара. Лунной ночью рыжая лисица с воем, который пронзил буквально каждое сердце, свалилась замертво. На некоторое время в клетке у орла затих треск сухих веток, а затем раздался вновь, сопровождаемый тяжелыми ударами, ритм которых как будто совпадал с движением уносящейся лисьей души.

После нескольких вот таких непонятных смертей наши тюремщики приступили к поголовным инъекциям, напуганные началом эпидемии. Среди нас действительно что-то распространилось, но только игла была не в силах здесь помочь. В нас поднялось наше природное естество, и человек был не в состоянии уничтожить его. Я частенько задумываюсь относительно той силы, которая движет им, когда я чувствую, как оно шевелится внутри меня, словно живое существо в материнской утробе. Тогда все преграды, окружающие меня, кажутся мне вовсе и не преградами. Мой плен становится для меня необходимым, так как благодаря ему я могу подняться на этот более высокий уровень самосознания. Мы тогда перестаем думать о себе, как о неудачниках. Вместо этого мы начинаем думать, что нас выбрали для какой-то великой цели, и тогда возникший именно у нас могучий сигнал достигнет такого уровня, что перенесется в те родные нам земли, о которых мы мечтали, и достигнет наших друзей, делая их жизнь еще свободней и счастливей. Разумеется, теперь я уверена, что среди нас зарождается нечто большое и великое, что все наше звериное царство трепещет, охваченное новым пониманием, которое открыли мы сами, и через него Великий Дух перешел к нам.

С наступлением лета здесь появляются дети, и, разумеется, их любимым развлечением становится катание на слоне. Должна признаться, что я люблю наблюдать за ним, когда старый великан тяжело движется вверх по дорожке мимо моей клетки, с огромной корзиной, полной смеющихся ребятишек, на своей спине. По крайней мере это - несколько иная форма общения с посетителями, кроме той, когда те бросают на нас смущенные взгляды сквозь прутья наших клеток. И слон, кажется, тоже рад прогулке, он, наряду с мыслями о свободе или тюрьме, любит просто пофилософствовать, прогуливаясь вместе с визжащими от восторга детьми, разместившимися на его старой серой спине. Из-за своей доброй и мягкой натуры он пользуется наибольшим доверием из всех здешних зверей-заключенных, и поэтому имеет самую высокую степень свободы - летнюю прогулку вокруг нашей территории, таская целый день корзину с малышами. И вот поэтому мы и выбрали его для выполнения нашей великой задачи.

Его смотритель шел рядом с ним, лениво покручивая палкой. Я сижу в своей клетке, просунув нос сквозь сетку, и стараюсь быть спокойной. Я не могу сдерживать себя и бесконтрольно смеюсь. Слон, с огромным достоинством, сворачивает к клетке Императорского Орла и цепляет хоботом за массивную дверную ручку. Смотритель сильно, со злостью, бьет его по хоботу и громко кричит. Слон легко срывает дверь клетки и бросает на землю.

Я вижу лишь черную полосу. Смотритель пригнулся, закрыв голову руками. Слон, подняв хобот, дико трубит. Громоподобный крик разносится по всей тюрьме - это каждый из нас приветствует своего главу, когда он взмывает в небеса. Теперь он всего лишь маленькая точка в голубом небе, и он исчезает, исчезает, исчезает под львиный рев и волчий вой, под ржанье зебры и писк мышей!

Я гляжу на лица детей, которые все как один уставились в небо. В их глазах я вижу радость, которую чувствуют и они от освобождения нашего Короля. Позже, пока я продолжаю ходить кругами по клетке, это заставляет меня иначе думать о людях. Но через некоторое время поступки людей постепенно теряют всякое значение для меня, и я возвращаюсь к размышлениям об этой уменьшающейся темной точке в абсолютно чистом небе. Теперь он далеко от нас, на гребне вершины, но я слышу его крик в своем сердце. Я знаю, что обречена здесь на смерть, но, подобно слону, я стала философом. И созерцая полет орла, я ощутила себя там, наверху, рядом с ветром, глядящей с подоблачных высот на лежащую внизу землю. Не знаю, как это происходит, но остальные животные ощутили точно такое же состояние экстаза. Вот таким образом мы погружаемся в себя и летим, поднятые вверх вихрем его могучего духа.

***

Временно я стал хозяином положения на стенде с микроскопом, отбиваясь от взбесившейся толпы.

– Пошли прочь, гидроцефальные лицемеры. Капля стерильного парафинового масла на каждый ваш череп значительно повысит ваши мыслительные способности! (Смотри "Инъекция минерального масла в лобную кость", "Научный журнал", 1969.) Назад, я говорю! Отправляйтесь в свои клетки, к которым вы приписаны! Разве вы не читали святого Павла? Бог не любит волов.

Я совершенно одинок в своей борьбе за спасение лаборатории. Каждый стал чересчур эмоциональным.

– Давайте, хватайте его и поместите в Проблемный ящик.

– А ну, отойдите от меня, вы, да как вы отважились подступиться ко мне, ученому доктору-безумцу, окончившему… пошли прочь…

Меня схватили и поволокли. Лейтенант, командовавший бунтовщиками, открыл входные дверцы в Проблемный ящик Фишбиндера. Они начали раскачивать меня за хвост и, в конце концов, бросили внутрь!

– Ах вы негодяи! Вам это так не пройдет!

Я влетел в ворота и проскользнул в дверь. Теперь я был заперт внутри. Как будто у меня было мало огорчений без этих дополнительных трудностей, которые ждали меня здесь.

Однако я припомнил, что в центре этого ящика есть "Целевая комната", где стояла чашка с прессованным печеньем. Кусочек завалявшегося печенья поднимет мой дух и восстановит силы.

Я крадучись перелез через сетку… перелез очень осторожно… направляясь в этот узкий канал. Они заплатят за это. Они еще пожалеют, что доктор Рэт по их милости оказался в этом загоне. (Сравните с: "Временное превосходство среди мышей", Перкинс и Морган.)