Доктор Рэт
Шрифт:
Мы медленно брели сквозь чащу, через поваленные деревья. Его пасть была открыта, и язык свешивался наружу. Но он не устал, нисколько. А я вся дрожала внутри. Я видела характерное темное пятно на его шее. Он сказал, что это был выстрел, выстрел охотников. Тогда он убежал, преследуемый собаками, которые так и не смогли поймать его. Он говорил, что затыкал рану пригоршнями сосновых игл. Это необходимо делать, если тебя ранят, чтобы остановить кровь и заставить ее свернуться. Да, к самому вечеру он утомил этих собак, а сам продолжал бежать еще целую ночь.
– Ой, мама, смотри-ка, сурки!
Итак, он ходил кругами вокруг меня, а потом так быстро прыгнул, что я заметила лишь расплывающееся пятно. Он удерживал
– Мама, как много лисиц! Посмотри на их удивительные хвосты! Ты видела когда-нибудь столько лисиц? Наверное, собирается чудесная встреча!
Затем мы шли медленно рядом, касаясь друг друга телами. От осознания, что нам предстоит расстаться, меня наполняло ощущение горькой радости. Но он заставил меня избавиться от этого чувства, и я, подчиняясь, побежала вместе с ним, без размышлений и чувств, и только наши тела плавно двигались среди весенних цветов.
– Я вижу дым над свалкой, мама! А сколько там лосей! Не правда ли, как замечательно они выглядят, мама, какие они высокие…
На лугу был старый фруктовый сад. Мы лежали рядом под яблонями. Бутоны уже распустились, и деревья стояли все в белом, душистом цвету. Мы лежали на солнце. Я даже сейчас могла чувствовать тяжесть его тела рядом с собой. Ласточки с развалившегося амбара носились над нами, поддразнивая нас, потому что они видели, какими умиротворенными мы были. На какое-то время я почувствовала, что стала такой же легкой как ласточка, с ярко сверкающей белой грудкой. Он внимательно смотрел на меня, говоря одними глазами, как может говорить только старый самец, охватывая всю громаду своей территории, не пропуская самых мельчайших подробностей, которые радовали его, например, шорохи крота, торопливо рывшего свои ходы с наступлением весны. Он говорил, что ему нравится слушать, как быстро копает весной крот. Он роет свои ходы весной гораздо быстрее, чем в другое время, он с силой выбрасывает грязь, потому что роет проход к самке!
– Мамочка, когда мы придем к свалке, я смогу порыться в жестяных баках?
Мы оставили луг и пошли по мягкой сырой земле, к тому месту, где я показала ему бьющий из земли ключ. Рыба там была очень мелкой и вся разбежалась, как только увидела нас. Там мы напились. Вода поднималась вверх через мягкую грязь, издавая слабое журчание. Я сделала несколько глотков. А когда подняла голову, он уже исчез. Старые самцы ходят бесшумно. Они уходят очень тихо, когда покидают вас. Где-то высоко, на самом ветру, порхал дятел. Я сидела некоторое время, прислушиваясь к шуму его крыльев, издававших высокий звуковой тон, уставившись в бурлящую воду. Я сидела так тихо, что все маленькие рыбешки опять вернулись, не заметив меня, но я не беспокоила их.
– Мама, а вот и скунсы! Их целая цепочка! Мы не будем подходить к ним близко, чтобы не получить плевок в глаз.
Но позже я отправилась следом за ним, без всякой надежды отыскать его, ведь я знала, что он ушел. Высоко на дереве я нашла отметки его когтей и не смогла дотянуться до них.
***
Прокладываю свой путь из этой норы, прорываюсь сквозь последние слои грязи и мусора, и вновь высовываю нос на воздух, поближе к ораторствующим бунтовщикам. Важные шишки. И у каждого множество напыщенных идей. Но представили ли они свои соображения в трех экземплярах? Удалось ли им опубликовать хоть какие-то путанные статьи? Ни один из этих бунтовщиков не имел неприятностей с составлением аннотаций, примечаний, библиографии и индексации.
Но вы только взгляните туда, на стол ученого-профессора. Почти законченная рукопись его книги о Королеве, шимпанзе, полная удивительных подробностей, в которой он убедительно доказывает, что повреждение моторного отдела коры головного мозга приводит к параличу ее руки. И что еще более важно, когда Королева пробуждается и обнаруживает свою руку бездействующей, она проявляет удивление.
Это последнее замечание особенно важно, и представлено наиболее полно, с большим количеством перекрестных ссылок и аннотаций. Так и должно быть, потому что Королева была удивлена настолько, когда проснулась и обнаружила, что ее рука бесполезна, что сжевала концы пальцев и разодрала все мышцы от запястья до предплечья.
Черт бы побрал этих плешивых крыс! Бунтовщики пытаются освободить нашу контрольную обезьяну от ограничивающего движения стула. Они уже грызут стяжки на ее передних и задних лапах!
– Прекратите, педерасты! (Смотрите: "Содомия среди обезьян-резусов", Харрис и Логан: "…самый слабый из самцов, Сьюзи, был подвергнут содомии (мужеложеству) со стороны своих приятелей"; смотрите также мой "Научный бюллетень" за март.)
Они освободили его! Вот он идет, разносчик особо важного вируса, который мы разработали для использования против коммунистической угрозы. Его глаза подернуты пеленой, и он ворчит, как в бреду, на собравшихся крыс. Его голова ярко светится. Ее окружает широкий круг света, похожий на радугу, и внутри него, под каждым из цветовых потоков, можно видеть содержание передачи мятежников. Вдоль радуги, окружающей голову обезьяны, бесконечной лентой вспыхивают сигналы: бегущие антилопы, гориллы, продирающиеся сквозь джунгли, гиппопотамы, вылезающие из своих болот! Они все идут, каждое животное, обитающее в мире, направляется на встречу бунтовщиков!
В соответствии с эмоционально-реактивным фактором Кирби-Ханта, я тут же нагадил, пораженный всем происходящим вокруг обезьяны. Как вы знаете, наши молодые ученые, получающие поддержку из федеральных средств, потратили массу времени на анализ крысиного дерьма, рассматривая испражнение как убедительный признак степени эмоциональной реакции на стрессовую ситуацию. Да, сам профессор Кирби, великий профессор Кирби, должен быть приглашен со всем его опытом для подсчета того количества шариков, которое я оставил сзади себя в этой лаборатории в попытках установить порядок.
***
Я медленно двигаюсь через огромную равнину. Мне нужно быть очень осторожной, чтобы слон не наступил на меня и не раздавил мой панцирь. Я никогда не видела такое множество слонов. Я уже ползу несколько часов, и все не вижу им конца. Конечно, черепаха очень медлительна, но даже если и так, колонна этих гигантов все равно длинная-предлинная.
Я двигаюсь вдоль нее, разглядывая все, уделяя внимание каждой семье. Такая удивительная встреча. Возможно, наконец-то мне удастся решить загадку моего панциря, на поверхности которого находятся очень важные знаки, которые мне никак не удается увидеть. Там написана моя судьба, что наиболее вероятно, но ведь так и повелось: труднее всего увидеть собственную судьбу. Я только однажды попыталась разглядеть самый край ее, отразившийся в воде небольшой лужи где-то посреди джунглей. Однако временами мне кажется, что я чувствую, как весь рисунок, прожигая панцирь, непосредственно отпечатывается на моей коже.