Доктор Рэт
Шрифт:
Но мы рвемся вперед через лес, оставляя сзади наше прошлое. Мы пьем из лесных ручьев, мы рвем наши привязанности. И беспризорные собаки, которые так хорошо знают эти леса, бегут рядом с нами и вдохновляют нас своим лаем.
– Вперед собаки, вперед!
– кричат они, и этот крик кажется нам чудесным и волнующим. Дикие собаки буквально пропитаны этим загадочным запахом и возбуждены им, доведены не до безумия, нет, но до экстаза, и их экстаз заразителен. И мы продолжаем бежать вперед, оставляя любовь позади.
В их окружении возникает чувство солидарности, о существовании которого я и забыл: быть самим собой, следовать своим собственным законам, слушать только
– Куда же мы направляемся?
– выкрикивают некоторые засомневавшиеся собаки, видимо, их все еще притягивает старый дом, удерживая на длинной привязи.
– Только следуй за своим носом, приятель!
– со смехом кричит им одна из диких собак, и убегает прочь, делая фантастические прыжки своими могучими лапами. Это одна из опьяненных запахом, опьяненных так глубоко, что кажется, будто она летит. Ее исчезающий где-то в золотом коридоре хвост заставляет меня бежать еще быстрее, чтобы поймать ее, чтобы бежать с ней в самой голове стаи. И я целиком предаюсь наслаждению бегом. Теперь я собака в абсолютном движении, завывающая и счастливая.
Мы мчимся вдоль этого золотистого коридора, пока он не становится багровым, а потом продолжаем бежать прямо к неподвижно застывшему солнцу. Сейчас бег особенно великолепен, когда все бегущие фигуры сливаются, когда все собаки выглядят одинаково, когда одно настроение охватывает всех. Где же мне приходилось делать такое раньше? Это ощущение кажется таким знакомым, но однако оно не похоже ни на одно из моих воспоминаний с самой поры щенячества. Но где-то, иногда, возможно в мечтах, я уже бежал именно вот так, рядом с моими братьями, на закате дня.
Эти ощущения, такие слабые и хрупкие, так волнуют мои чувства, что я не могу удержаться и начинаю лаять. Я тявкаю, подвываю, обращаясь ко всем, не переставая восторгаться:
– Вы помните, вы помните?
– Да!
– отвечают они.
– Да, мы помним!
– Что вы помните?
– Вот это, это!
– кричат они, и мы бежим вдоль лесистого склона холма прямо к багровой от заката долине, где над нашей головой раскинулось открытое небо.
Мы решили выбрать эту долину как место ночного отдыха, потому что здесь есть вода, и потому что солнце уже садится. Мы лежим, и одна за другой собаки, бежавшие сзади нас, появляются в долине и присоединяются к нам.
Утомленные, мы говорим очень мало, охваченные желанием лишь немного вот так тихо полежать, в то время как на небе медленно загораются звезды. Некоторые из нас барахтаются в воде, а некоторые, все еще охваченные восторгом, кружат где-то на дальних границах пространства, занятого стаей, но большинство все же тихо лежит, свесив языки. Наши лидеры расположились в центре стаи, образуя единое мощное ядро, которое, как мы понимаем, и должно олицетворять наше желание. Но и на самых отдаленных флангах тоже находятся сильные и внимательные наблюдатели, одни из них сидят, а другие находятся на боевом дежурстве.
Пока я лежу, вот так, в тишине, прислушиваясь к негромкому журчанью соседнего ручья, мне кажется, что запах становится частью меня. В то же самое время я чувствую, что он как туман обволакивает нас. Но может быть это само мое тело - часть его внутренней природы? Я не могу этого отрицать.
– Так куда же мы направляемся?
– вновь спрашивают некоторые собаки.
– Лежите спокойно, братья, - отвечают им, те, находящиеся в центре.
– Какой
– Постоянно этот запах, - говорит она, укладываясь рядом с дикими собаками. Мы видим, что она даже не вспоминает о самой себе, охваченная старческими горестями. Она засыпает первой, и мы видим, как она подергивается и бежит во сне, как будто вновь обретая молодость. Она скулит и воет всю ночь, а когда мы просыпаемся утром, то видим, что она мертва, и мы съедаем ее.
***
– Доктор Рэт, доктор Рэт…
Молодая самка подзывала меня к своей клетке. Она нуждалась в моей специальной консультации по поводу наложенного на ее живот бандажа, который весьма беспокоил ее.
– Да, моя дорогая? Твой бандаж затянут слишком туго?
– Да ведь они вырезали в моем животе дыру!
– Да, да, разумеется. Это сделано вполне уместно, для того, чтобы у них была возможность вставить туда пластиковое окно и наблюдать за развитием и движениями вашего эмбриона.
– Но я ненавижу это! Я отгрызу его! Я прокушу этот бандаж!
– Ну пожалуйста, дорогая, не стоит так нервничать.
Должен сказать, что она вообще выказывает отнюдь не самое лучшее отношение к науке. Было просто необходимо иметь там это окно, для того, чтобы вставить через него тонкий волос и с его помощью легко касаться маленьких крыс, пока они будут развиваться и расти внутри нее. Это часть новой программы, для которой я подготовил обширные заметки. Можно изучить очень многое, касаясь эмбриона волосом, но, естественно, что только наиболее подготовленные студенты могут справиться с таким экспериментом. Как при этом мы можем ожидать, что эта крыса проявит понимание относительно самых важных аспектов программы "Окно в животе"? Тем не менее, это моя прямая обязанность сделать ее более восприимчивой к этому исследующему волосу.
– Пожалуйста, не позволяйте им причинять мне эти страданья…
Я думаю, короткая песенка может взбодрить ее:
Вся кожа шелушится,Из раны кровь сочится:Теперь они большую дверьПоставили туда.В нее вам можно заглянутьБез всякого труда!Но мне нужно двигаться дальше, к следующей клетке, где специальная магниевая диета уже вызывает неизбежные клинические судороги:
Волосы падают, мучит невроз,К тому же понос и атеросклероз,Спазмы душат болью адской,Вместе с гриппом азиатским.– Доктор Рэт, я не могу больше есть!
– А, уж не тот ли ты парень, которому отрастили до того кривые зубы, что они врезались в небо?
– Это кошмар, доктор Рэт. Мой рот - это сплошной кошмар.
– И мы с необычайным интересом наблюдаем за тобой, приятель. Есть вероятность, что зубы могут вырасти еще выше и проткнуть твой мозг. Иди за мной и подпевай! Начали:
Овуляция нарушена,Лимфадема обнаружена,Тимус погублен,Пенис отрублен!