Доктор Самты Клаус
Шрифт:
Спустя несколько безобразных минут после Коварного Решения, все на том же Вездесущем Болоте.
Когда доктора Самты Клауса, не без усилий, выловили из камышей, отбили от крыс и отряхнули от налипшей заколдованной грязи, он взял в руки верную свою палку и подошел к заговорщикам. Первым делом Самты окинул презрительным взглядом особу отшельника, и особа отшельника ему решительно не понравилась. Во-первых, посох у Джина Икаруса был больше его верной палки, и, хотя не железный, но куда более суковатый. Во-вторых, претензии отшельника на роль лица куда-то и кого-то наставляющего вызвали у Самты болезненные укусы ревности. А как известно, укусы ревности вдобавок к крысиным укусам — удовольствие ниже среднего. К тому же Самты искренне считал, что его внушительная хромая фигура намного лучше подходит, чтобы занять место Избранного. Взамен совершенно невзрачной лысой гориллы, к тому же явно без высшего образования.
Кстати сказать, Вонючка и террорист Муд были в душе совершенно согласны с доктором Клаусом, и теперь оба жалели, что не ему выпало прикидываться Избранным. Впрочем, — решили про себя заговорщики, — этот хромой малый может доставить кучу неприятностей ПД и просто так. Поэтому маленькое привидение и Сэнд Муд приветливо заулыбались Самты. А вот Джин Икарус, напротив, нахмурился. Он уже почуял в докторе незваного конкурента, и вовсе не имел намерения сдаваться на милость какого-то самозванца, чей посох к тому же был меньше его. «Грядут разборки лидеров!» — это подумал про себя отшельник Д.И. Блок. «Вот козел!» — это подумал про отшельника Самты.
— Вы, кажется, собирались идти через север на северо-запад? — ехидно сделал первый смертоносный выпад Самты и указал на непроходимое Вездесущее Болото.
— Собственно, идти не обязательно. Болото можно переплыть, — отразил удар Джин Икарус. И действительно, болото хотя и было непроходимым, но отнюдь не являлось непроплываемым, за исключением трясины.
— Ну, для этого нужна лодка, лучше надувная. Или плот, лучше резиновый. Или какая-нибудь тара в виде ящика, лучше деревянная. И еще весло. Кстати, вы что-нибудь понимаете в таре? Например, в деревянной? — не без коварства спросил Самты.
— Еще как понимаю! — злорадно воскликнул Избранный отшельник и не соврал.
Кстати Д.И. Блок превосходно разбирался в таре, особенно в виде ящика, и особенно деревянной. Спросите, почему? Элементарно, ватсоны! В последние годы обычной доостровной жизни Джин Икарус ничего другого не делал, как только разбирался во всяческой деревянной таре. Он был гробовщиком! Заметьте, в собственной похоронной конторе, заложенной в банке под высокий процент. И гробы он стругал первый сорт. С кистями и с глазетом, семейные и одноместные, с совмещенными удобствами и с отдельным черным ходом для грабителей могил. Так-то!
Вообще-то Джин Икарус не помышлял прежде ни о каком ящике, и тем более не собирался переплывать болото. Иначе, зачем бы он сидел на бережку несколько дней, погруженный в раздумья на тему: что делать дальше? Зато теперь, назло кондуктору и доктору Клаусу, ему определенно захотелось пуститься вплавь по Вездесущему болоту и непременно в деревянном ящике, но прежде! Прежде Д.И. Блок собирался сделать ящик для самого доктора Самты Клауса, а еще прежде, из него же — хорошую отбивную! Он угрожающе поднял посох над головой. Самты не оставил угрозу безответной и взмахнул железной суковатой палкой. Секунда-другая, и на болоте произошло бы смертельное убийство. Или, по крайней мере, умышленное нанесение тяжких телесных повреждений. Но вдруг…!
Заметьте, на самом интересном месте, когда главные герои вот-вот должны вывести один другого из числа действующих персонажей, всегда происходит какое-нибудь «но вдруг!». Почему? Да очень просто. Иначе «кина» бы не было. Или хорошо продаваемого, средней руки бестселлера. И можно было бы с чистой совестью закрывать лавочку. Но поскольку чистая совесть — большая редкость по нынешним временам, то без «но вдруг!» не обойдешься.
Дальнейшие события относительно «но вдруг!», или что такое «не везет» и как без него обходиться.
Не успели скреститься в воздухе два суковатых посоха, железный и из кокосовой пальмы. Не успели болельщики той и другой команды затаить дыхание. Как вдруг..!
Поблизости раздался душераздирающий крик:
— Други мои! Братья и сестры! Родные и ничейные! Остановитесь! — и тут из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афро…
(Хм! Если из Америки, то афроамериканец, если из Европы, то афроевропеец, а если из Африки?). Ладно, пусть будет так:
Из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афроафриканец. (Бредово. Зато политкорректно).
Обе враждующие стороны так обалдели, что даже опустили посохи, каждый свой, разумеется. Причем не на головы друг друга, а рядом на землю.
— Междоусобицы не допущу! — продолжал вопить полуголый афроафриканец, и его слушали со вниманием. Оттого, что было интересно. И оттого, что в руке у миротворца был собственный нехилый посох, куда внушительней двух предыдущих.
Прошу прощения, но все время называть появившегося «вдруг!» у болота дюжего чернокожего молодца афроафриканцем забодаешься. Да и язык заплетается. С вашего позволения, как впрочем, и без оного, впредь он будет именоваться просто Аф-аф. Коротко и занятно.
Так вот. Аф-аф, вовремя встряв в чужую драку, не только не получил по балде, но и впрямь остановил грядущее кровопролитие.
— Ты кто такой будешь, приятель? — хором спросили Самты и Джин Икарус, с уважением посмотрев на суровый пастырский посох из австралийского эвкалипта.
— Я буду брат-сайентолог, — представился Аф-Аф, — но вы можете называть меня запросто. Святой отец. Тут неподалеку моя паства, — и Аф-аф указал в сторону с другой стороны джунглей.
Оттуда и впрямь вышли несколько разнообразных человек. Две ярко раскрашенные девицы развратного вида. Доходяга-араб в линялом халате и с пестрой «арафаткой» на голове. Последним шел грустного вида мужик в лаптях и онучах, и с бородой веником.
Самты первым делом заинтересовался девицами, особенно смугленькой беглой губернаторшей с острова Тимбукту, и уже ждал, что интерес его перейдет во что-то низменное и конкретное. Но ничего не произошло и никуда не перешло. Интерес пропал совсем. Тогда Самты не на шутку встревожился. Одно дело доставучая Кики, у которой кроме клея «Супер-момент» и глядеть-то не на что. И совсем другое — знойная женщина, мечта поэтов по обе стороны от экватора. Дело было явно неладно. Более того, вместо пропавшего интереса к знойным женщинам, у Самты спонтанно возникло острое желание лечить людей. Причем всех без исключения. Причем живых. Причем, не прибегая к вскрытию. Подозрительно, не то слово!