Доктор Сергеев
Шрифт:
Машина двигалась дальше, а Лена, продрогшая на сыром ветру Ладоги, неподвижно сидела в углу грузовика, съежившись под овчинным полушубком водителя.
Между блокированным Ленинградом и Большой землей осталась незамкнутой лишь эта узкая полоска южной части наибольшего в Европе и, кажется, самого бурного в мире Ладожского озера. Немцы, захватившие в сентябре Шлиссельбург, били по озеру из сотен орудий, стремясь огнем закрыть единственный путь, соединяющий Ленинград со страной. Когда Ладога замерзла, стали строить Ледовую трассу. Перед строителями возник ряд вопросов: когда прочно станет Ладога? Глубоко ли промерзает озеро? Каково здесь сопротивление льдов? Новую дорогу начали строить по новым, впервые возникающим проектам, по свежей и горячей инициативе тех, кому это было поручено.
Но на юго-востоке от новой трассы, в районе Тихвина, фашистский моторизованный корпус генерала Шмидта готовился, по приказу Гитлера, к броску, чтобы, соединившись с финской армией, крепко-накрепко замкнуть кольцо вокруг Ленинграда.
Надо было во что бы то ни стало устранить эту опасность!
И тогда на врагов двинулась армия генерала Мерецкова, разбила наголову корпус Шмидта, уничтожила три его дивизии, усеяла снежные поля тысячами немецких трупов, взяла много трофеев и освободила Тихвин.
Днем и ночью, в жесточайшие морозы, в пургу и метели, обжигаемые ледяным ураганным ветром, люди вели длинные вереницы подвод, грузовых машин, нагруженных тоннами продовольствия. Над озером носились вражеские бомбардировщики, снижались прямо над целью, бросали бомбы, обстреливали в упор из пулеметов. Иногда бураны заметали путь, уносили вехи, сигнальные фонари, засыпали регулировщиков, маскировали полыньи. Но транспорты двигались вперед — сквозь неприятельский огонь, туман, морозы — в Ленинград.
За дорогой надо было непрерывно следить, ее надо было содержать в надлежащем военном порядке. Недаром она называлась «военно-автомобильной дорогой». Вдоль всего пути круглые сутки работали дорожные мастера, регулировщики, путевики, заправщики, трактористы, связисты, врачи, фельдшеры, ремонтники — весь огромный коллектив Ледовой трассы. Ураган ломал лед, сваливал его, нагромождал огромные льдины в острые, высокие торосы, — люди сносили торосы, очищали пути. Внезапно со звонким треском лопался лед поперек дороги, из него, как кровь из резаной раны, обильно выступала темная вода, — люди приносили доски, бревна, иной раз купаясь в ледяной воде, быстро наводили мостки, и машины смело проходили по ним, будто их водители всю жизнь ездили только по таким дорогам. Случалось, пурга свирепствовала по два, потри дня подряд, наметала огромные горы снега, в белом вертящемся хаосе все сливалось в густой туман, — огромные грейдеры, снегоочистители, как гигантскими щетками, подметали ледяную поверхность. Словно раненый зверь, выл ветер, сыпался снег, лютый мороз огненной струей прожигал тело. Измученные непосильной борьбой, люди валились с ног, обмораживались, попадали в воду, — тогда из медпунктов прибегали врачи, фельдшера, сестры, уносили пострадавших, оказывали помощь, обогревали и отправляли на берег.
…Где-то впереди послышались крики.
Грузовик остановился.
Из кабины выскочили водитель и работник санчасти; Лена поняла, что произошла авария. Она осторожно выбралась на лед и пошла к месту, где столпились люди.
Из маленького автобуса, наполовину погрузившегося в полынью, вытаскивали пассажиров. Несколько военных, подсунув под автобус длинные доски, поддерживали его, не давая погружаться в воду. Кто-то, вскочив на плечи бойца, ловко доставал из машины то женщину, то ребенка и бережно передавал стоящим на льду. Пострадавших укладывали в карету и отправляли в медпункт. Две девушки в белых халатах поверх толстых полушубков работали быстро и методично, будто ничего особенного не произошло. Одна из них, по имени Катюша, особенно поразила Лену. Совсем молодая, с обветренным, чуть скуластым лицом, с глазами темными и горячими, с детскими пухлыми губами, она, проворно сняв с пострадавшего мокрую одежду, набрасывала на него одеяло или полушубок, укладывала на носилки и сразу же принималась за другого.
— Их здесь много таких… — гордо сказал Лене пожилой военврач. — Я их всех знаю — фельдшериц и сестер. Они здесь всю зиму живут на озере. Одна Писаренко чего стоит! Это святые люди! Святые — другого слова и не сыщешь. Им всем при жизни памятники надо поставить!
— Как ваша фамилия? — спросила Лена раскрасневшуюся Катюшу, когда она, взяв на руки переодетого в сухое платье мальчика, села с ним в автобус.
— Моя? — смеясь и показывая чуть кривые белые зубы, переспросила девушка.
— Да, ваша, — невольно смеясь вместе с нею, подтвердила Лена.
— Комсомолка! — крикнула Катюша, уже отъезжая и посылая рукой привет. — Комсомолка!.. Хорошая фамилия?..
Она молодо смеялась и долго еще размахивала большой рукавицей, пока не скрылась с машиной в окружающем мягком снегу.
— Видали? — спросил военврач Лену, направляясь к машине.
Показалась земля. Чувство огромного облегчения охватило Лену. Точно она сбросила со своих плеч непосильную тяжесть. Началась лесная дорога, проложенная в густом, непроходимом лесу. Вырубая столетние сосны, выкорчевывая чудовищные пни, снося цепкий, как проволочные заграждения, плотно переплетенный кустарник, вгрызаясь в мерзлую землю, люди в несколько дней проложили здесь широкую дорогу, протяжением свыше сорока километров. Помогая бойцам, работали старики, женщины, ребята.
Как всегда, горячо, энергично действовали комсомольцы.
Ни огненный январский мороз, ни злобная метель, ни падающие со скрипом и грохотом высокие мачтовые сосны — ничто не останавливало людей. Дорога была окончена в назначенный час. Теперь по ней, как и по озеру, двигался поток машин. И здесь, как на озере, их путь охраняли люди дорожного батальона: раскидывали наметенные сугробы, дежурили у опасных мест, вытягивали застрявшие машины, согревали, кормили, оказывали помощь.
Низко, совсем низко повисло над лесом буро-серое сердитое небо. Быстро неслись клубящиеся облака. Тоненько пел в деревьях холодный ветер. Где-то близко ухали орудия. Но в лесу не было страшно. Лена вдруг ощутила связь со всей страной, со всем, что лежит по эту сторону блокады, — с Москвой, с отцом, с Костей.
Отец… Костя…
Самое страшное теперь позади. Завтра она должна увидеть и отца, и Костю. Со дня расставания прошло около семи месяцев. Что с ними стало?
Эти мысли в беспорядке проносились в усталой голове Лены. От бессонной ночи и долгой тряски ее стало клонить ко сну. Опустив голову, она незаметно уснула.
Ее разбудили, когда уже было темно. Грузовик дальше не шел. Работник санчасти, попутчик Лены, вернулся через час и сообщил, что рано утром пойдет легковая машина и Лене предоставлено в ней место, а пока надо поужинать. И он принес откуда-то большую буханку хорошо выпеченного хлеба, кусок аппетитного, белого с розовой прослойкой шпика, пакет с пиленым сахаром, пачку чаю. Он повел Лену и водителя в ближайшую избу, в которой было очень тепло. В печи что-то вкусно поспевало, над столом, за которым сидело несколько военных, от большого медного чайника поднимался пар. Военные были очень веселы, со смаком рассказывали о тихвинской операции, вкусно ели, и Лене, после многих месяцев ленинградского холода, голода, полумрака, после длинного дня на опасном льду вьюжного, коварного озера, все казалось необычайно светлым и благополучным. Она охотно разговаривала с военными, с удовольствием ела, с радостью пила сладкий чай и потом крепко спала на мягких полушубках, расстеленных хозяйкой в углу большой натопленной избы.
Рано утром она поднялась с радостным ощущением предстоящего дня, вымылась холодной водой, заплела в косы пышные волосы.
— Ах ты, красавица моя распрекрасная!.. — говорила, разглядывая Лену, хозяйка. — А я, дура старая, вчерась подумала, что ты паренек…
— Да уж… — шутливо вздыхал один из попутчиков Лены, подполковник артиллерии, с темными, грустными глазами и сединой на висках. — Везет же кому-то!.. Иметь такую жену!.. Да еще едет к нему на фронт! Счастливый муж.
И другие военные, сидя за чаем, участливо и дружелюбно разглядывали Лену, ее удивительные волосы, матовое тонкое лицо, освещенное большими зелено-серыми глазами, ее стройную фигуру, особенно красивую в военной форме. Ее расспрашивали о Ленинграде, давали товарищеские советы, ободряли.