Доктор Смерть
Шрифт:
— Где те данные, что я скачал из «Интернета»?
Выдвинув ящик, Майло, порывшись, достал распечатки. Я сразу же нашел то, что искал.
— Вот оно. Еще одно сообщение из штата Нью-Йорк. Буффало. Роджер Шарвено, специалист по респираторным заболеваниям, сознался в том, что убивал больных, находящихся в реанимации, затем отказался от своих слов. Через несколько месяцев он заявил, что находился под влиянием некоего доктора Берка, которого никто никогда не видел. Нет никаких данных о том, что кто-либо придал значение его словам, потому что Шарвено постоянно то делал признания, то отказывался от своих показаний, так что все решили, что он выдумал этого Берка. Но
Майло с шумом выдохнул.
— Ладно, — сказал он. — Сдаюсь. Специальный агент Фаско добился встречи со мной. Хочешь присутствовать?
— Только если это будет быстро, — сказал я. — На четыре у меня назначена встреча.
— Что еще за встреча?
— Я буду заниматься тем, чему меня учили в медицинском колледже.
— Ах да, время от времени ты и об этом вспоминаешь?
Набрав номер, указанный Фаско в факсе, Майло стал ждать.
— Автоответчик, — сказал он. — Ого, сообщение специально для меня... Если меня заинтересовало его предложение, он меня ждет в ресторане «Морт Дели» на пересечении Уилшира и Уэллсли в Санта-Монике. Я его узнаю по скучному галстуку.
— Когда?
— Конкретное время он не указал. Фаско знал, что я позвоню как только получу факс, и он уверен, что приду. Обожаю, когда со мной так играют.
Майло стал надевать пиджак.
— В какой тональности?
— В до-миноре. "Д" как в слове «детектив». Или «дурак». Черт побери, этот «Дели» недалеко от пустующих домов в Венис. Ты как, едешь?
— Да, но только возьму свою машину.
— Ну конечно, — усмехнулся Майло. — Скоро ты захочешь отдельную тарелку и ложку.
Глава 19
С улицы «Морт Дели» представлял собой единственное окно из дымчатого стекла, в котором красовался плакат, обещающий большими красными буквами обед за 5 долларов 99 центов. Внутри все было желтым и алым. Тесные кабинеты с обилием черной кожи внутри, обои, созданные под влиянием оперения попугаев, и не слишком приятный аромат жареной рыбы, солений и перезрелой картошки.
Найти Леймерта Фаско оказалось очень легко, даже не понадобилось обращать внимание на тон галстука. Единственным посетителем помимо него была древняя старуха у входа, отправляющая в беззубый рот бульон ложку за ложкой. Сотрудник ФБР устроился в третьем кабинете от двери. Галстук был из серого твида — одного оттенка и фактуры с тканью спортивного пиджака, словно порожденный ею.
— Добро пожаловать, — сказал Фаско, указывая на лежащий перед ним сандвич. — Для Лос-Анджелеса грудинка приготовлена неплохо.
Лет пятьдесят, тот же скрежещущий голос.
— А где ее готовят лучше? — поинтересовался Майло.
Фаско улыбнулся, демонстрируя десны. Зубы у него были огромные, как у лошади, белые, как белье в гостинице. Короткие жесткие седые волосы спадали на лоб. Лицо вытянутое, в морщинах, подбородок агрессивный, крупный нос картошкой. Пожалуй, пятьдесят с большим хвостиком. Самые печальные карие глаза, какие мне только доводилось видеть, почти скрытые складками кожи. Широкие плечи и белые руки. Даже сидя Фаско излучал сдержанную силу.
— Вы хотите выяснить, откуда я родом? — улыбнулся он. — Сюда я прямо из Куантико. А перед тем я где только ни успел побывать. О том, как готовить грудинку, я узнал в Нью-Йорке — где же еще? Я провел пять лет в центральном управлении в Манхэттене. Мои рекомендации вас устраивают? В таком случае, прошу садиться.
Майло прошел в кабинет, я последовал за ним.
Фаско окинул меня взглядом с ног до головы.
— Доктор Делавэр? Замечательно. Моя диссертация не имела отношения к медицине. Теория личности. — Он ослабил узел галстука. — Спасибо за то, что пришли. Не буду оскорблять ваш интеллект, спрашивая, как идет расследование дела Мейта. Вы здесь потому, что, хотя и считаете встречу со мной пустой тратой времени, вы не в таком положении, чтобы отказываться от любой информации. Не желаете что-нибудь заказать, — или же предпочитаете сосредоточиться на главном, заряжаясь одним тестостероном?
— Вот как вы на самом деле относитесь к жизни? — спросил Майло.
Фаско снова продемонстрировал лошадиные зубы.
— Мне ничего, — сказал Майло. — Итак, что у вас на этого Берка? — Подошла официантка, но Фаско махнул рукой, отсылая ее. Перед ним рядом с тарелкой с сандвичем стоял высокий стакан с кока-колой. Сделав глоток, Фаско бесшумно опустил стакан.
— Майкл Феррис Берк, — сказал он так, словно прочел название поэмы. — Он похож на вирус СПИДа: я знаю, что он из себя представляет, знаю, что он делает, но никак не могу его схватить.
Эти слова Фаско произнес, не отрывая взгляда от Майло. У меня мелькнула мысль, не является ли упоминание СПИДа чем-либо помимо простой метафоры.
Выражение лица Майло говорило, что он ничего не заподозрил.
— Проблем у нас у всех хватает. Вы собираетесь говорить что-нибудь дельное или же ограничитесь одними афоризмами?
Не переставая улыбаться, Фаско протянул левую руку и достал папку кирпично-красного цвета толщиной не меньше двух дюймов, перетянутую бечевкой.
— Копия досье на Берна для вашего личного пользования. Точнее, досье на Раштона. В медицинском колледже он учился под именем Майкла Ферриса Берка, но при рождении он был Грантом Хьюи Раштоном. В промежутке были и другие фамилии. Этот человек любит создавать себя заново.
— Так что сейчас он может работать в Голливуде, — констатировал Майло.
Фаско пододвинул папку. Майло, поколебавшись, взял ее и положил между нами.
— Если хотите узнать краткую выжимку самого существенного, я к вашим услугам, — сказал Фаско.
— Продолжайте.
У него едва заметно дернулись веки.
— Грант Хьюи Раштон родился сорок лет назад в Нью-Йорке, в Куинсе. Родился доношенным, роды прошли без осложнений. В семье он был единственным ребенком. Его родители, Филип Уолтер Раштон, слесарь-инструменталист, двадцати девяти лет, и Лорен Маргарет Хьюи, двадцати семи лет, погибли в автомобильной катастрофе, когда сыну не было и двух лет. Маленького Гранта отправили в Сиракузы, где он воспитывался у бабки по материнской линии, Ирмы Хьюи, вдовы, в прошлом лечившейся от алкоголизма.
Фаско потер руки.
— Логика и психология говорят, что проблемы у Раштона начались с раннего детства, но найти документальные подтверждения этой теории оказалось очень трудно, потому что его никогда не показывали специалисту. Мне удалось отыскать школьные журналы с указанием на «проблемы с дисциплиной». Грант был малообщительным ребенком, так что найти сверстников, помнящих его по школе, оказалось трудно. Во время путешествия, предпринятого в Сиракузы несколько лет назад, мне посчастливилось поговорить с разными людьми, запомнившими его умным и способным, но отличавшимся тягой к подлости — в беседах постоянно звучало слово «коварный».