Доктор. Заново

Афанасьев Семён

— Надо было раньше к тебе зайти… Пока — ничего не обещаю, но если сработает — наши договорённости в силе. 45 % от не важно какой суммы — твои.

В принципе, я могу подключить сейчас резерв по клиентам, и в течение получаса получить следующую пару машин из очереди в работу. Но сегодня делать этого категорически не хочется. С чистой совестью и облегчением на душе, выключаю всё из розеток, ставлю объект на сигнализацию и топаю в направлении дома.

По дороге

заруливаю в КАРФУР. В алкогольном отделе решаю справиться сам. Что такое Bailey’s — разбираюсь буквально за три минуты, как только нахожу бутылку с одноимённым названием на полке и считываю информацию с этикетки. Что такое арманьяк — глянул в интернете. Прочёл. На полке никак не выделен. Зову продавца отдела и прошу помочь.

В результате, решаю не выбирать, и беру обе бутылки. Магазин покидаю с ликёром и Лафонтаном.

Свою квартиру открываю опять на цыпочках своим ключом. Бесшумно заглядываю в комнату: спят обе. Девочка — в коляске, Лена — на диване. Лена переоделась в футболку прямо на голое тело (вероятно, была в душе), сквозь которую вижу тонкую просвечивающую полоску нижнего белья на бёдрах (пока не знаю, как это тут называется). Чувствую рефлекторный прилив крови сразу и к лицу, и к другой части организма, чертов пубертат.

Прикрываю за собой дверь и иду в другую комнату. Как раз есть время позаниматься. Вооружившись компом и анатомическим атласом, погружаюсь в чтение.

Пара часов пролетает незаметно. Через пару часов в комнате девчонок слышится скрип коляски, потом детский плач, потом в дверях появляется Лена с ребёнком на руках:

— Ты уже вернулся? Когда успел? Хотел же быть позже?

— Клиенты отменились, сегодня освободился пораньше.

— А мы на час прикорнули. Сейчас поедим, помоемся, поиграемся и будем укладываться в ночь.

В присутствии Лены, все манипуляции с ребёнком почему-то происходят абсолютно спокойно и без проблем. Ребёнок съедает какое-то пюре, две котлеты из пароварки и присасывается к бутылке. Лена как-то странно смотрит на ужин, потом спрашивает:

— Это ты сделал?

— А кто ещё? Я люблю готовить. И умею. Всё давно продумано, операции стандартные. Работы на полчаса. Самое занудное — ждать пока отварится фасоль. Но я её замачиваю заранее либо наполовину провариваю. Всегда есть запас в холодильнике.

— Да ты просто кладезь загадочных талантов.

— Просто люблю поесть. И привык сам себя обслуживать.

После ужина мы какое-то время катаем по полу втроём теннисные шарики. Лена говорит, ребёнок должен как можно больше устать. Тогда спать будет лучше.

Купаем перед сном тоже вместе: я держу на руках, Лена совершает все манипуляции.

В деликатный момент укачивания меня выгоняют в другую комнату, где я ловлю себя на том, что читать анатомический атлас почему-то не тянет. Просто листаю полчаса интернет, потом появляется Лена:

— Уложила. Не знаю, сколько будет спать, но думаю, что часов до шести

утра точно. Погнали на кухню?

На кухне выставляю обе бутылки на стол и спрашиваю:

— Какую открывать?

— А ты сам что будешь?

— Из этого — ничего. Ты просила — я тебе купил. Рядом посижу, компанию составлю, но алкоголя не буду.

— Тогда не открывай. Я поначалу думала, что делать будет нечего вечером. А сейчас и самой пить перехотелось. Да и за руль завтра. Нас это, конечно, никогда не останавливало, но у тебя так уютно, даже алкоголя не хочется. И с тобой уютно, Мелкий. Цени, не всем это говорю.

— Оценил. Тогда это с собой заберёшь, мне это в доме точно лишнее, ок? — ставлю бутылки рядом с её сумочкой.

— Без проблем. Хороший шнапс не пропадёт… Мелкий, ты же уже поел?

— Поел.

— Ну тогда пошли. Хватит есть меня глазами — я всё чувствую. Я оценила твою деликатность,

Она подходит вплотную и её феромоны глушат и без того невеликий подростковый самоконтроль.

13

Поспать особо не получается. Каждый раз, когда мы собираемся заснуть, ребёнок начинает ворочаться и вскрикивает. Приходится вставать, укачивать, кормить.

С одной стороны, где-то интересно: что-то типа тренажёра семейной жизни. С другой стороны — даже одна такая ночь ярко показывает, что у всего есть своя изнанка. И в придачу к каждой чашке приятного прилагается ведёрко тяжёлого труда.

В итоге, часов в 5 утра, когда ребёнок засыпает в очередной раз, мы уже не пытаемся ложиться, а идём на кухню.

— Ты что будешь?

— Кофе. Только кофе. Покрепче. Много сахара. — Выражение глаз Лены похоже на сфинкса.

— Есть не хочешь? — мне неудобно начинать есть в одиночку, а есть хочется.

— В пять утра? Боже упаси. Только кофе. — Монотонно на одной ноте тянет Лена.

Достаю из стола турку, высыпаю из банки заранее смолотую массу зёрен (хорошо, что уже смолол — вот бы кофемолка сейчас на всю квартиру взвизгнула), проделываю остальные манипуляции и через 3 минуты разливаю по чашкам. Себе делаю большой бутерброд.

За бутербродом приходит неожиданная мысль, которую тут же озвучиваю:

— Интересно, а если гарем и жён несколько, и таких детей, как она, — взгляд на дверь комнаты, — двое или трое, как тогда спать мужику?

— Наверное, если жён несколько, мужик не встаёт ночью к ребёнку, — так же монотонно выдает Лена. — Но вообще, чтоб это воспринимать нормально, женщине надо родиться в той среде. Хотя-я-я-я, если большая любоффь, если все — очень яркие индивидуальности, и нет противоречий в межличностных отношениях…

— Слушай, а как может не быть таких противоречий между двумя или более самками в одном замкнутом пространстве? — интересуюсь, не смотря на неподходящее для философии время суток. — Всегда же есть конфликт интересов? Хотя бы и внутренняя конкуренция за мужчину?