Доктора вызывали? или Трудовые будни попаданки
Шрифт:
Та с готовностью закивала, посылая глазами знаки заткнуться и не отсвечивать.
У меня не вышло убедить его, здесь я пока бессильна. Уголек говорил, что слабые ментальные маги могут влиять лишь на людей со слабой волей, а этот лекарь не выглядел внушаемым и ведомым. Что ж, я не оставлю попыток с ним побороться, даже если придется снова потревожить печать.
— Но ведь есть пенициллин! Ну хотя бы лошадиная сыворотка…
Ей лечили до открытия антибиотиков, и даже успешно. Я надеялась что, может, в этом мире ее тоже открыли?
Если сначала я видела в глазах
— В последние годы лекари и ученые как только не изгаляются над пациентами! Каждый день появляются новые лекарства, вон с месяц назад в гильдии испытывали новое обезболивающее, и знаете что? У больного случился разрыв сердца прямо на операционном столе! — по тону и лицу его было видно, что я наступила на больную мозоль, так он эмоционировал. — Умные лекари предпочитают использовать методы, проверенные десятилетиями. А этот пенициллин выпустили только недавно, его “отец” — чокнутый ученый Сальвадор Эйле, выскочка с непомерными амбициями. Я ему не доверяю, к тому же, пенициллин слишком дорого стоит! Так что обильное питье и ртутная мазь — лучшие лекарства! И еще, никто из детей не должен покидать этих стен, не хватало мне заразу по госпиталю таскать. И сами потом помоетесь, когда закончите работу.
С этими словами главный лекарь гордо покинул палату.
— Слышала указания Кварла, Аннис? — спросила нейра Бовилл и для убедительности погрозила пальцем. — Надо выполнить их в точности, а я проконтролирую. Мне показалось, что у тебя голова на месте, девка ты толковая. Так что помни, ответственность за жизни этих детишек лежит на тебе! Если что учудишь, нас выгонят вместе, а я пока не планирую терять работу.
Я согласно кивнула. И решила, что буду делать только то, что считаю нужным.
Когда-то давно я читала книгу врача и писателя Вересаева, где он рассказывал о начале своего нелегкого медицинского пути. В память врезался эпизод, где он, совсем еще зеленый и неопытный, лечил тяжелобольного скарлатиной мальчика. Он не знал, что, втерев в лимфоузлы ртутную мазь, даст инфекции распространиться по всему телу с током лимфы, и гнойные очаги вспыхнут во всех органах, что окончательно добьет пациента.
Поэтому плевать на Кварла и на мнение нейры Бовилл, главное это спасти детей.
Вместе с лекарствами благая сестра притащила ящик с баночками для анализов и устаревший аналог градусника для измерения температуры тела — его здесь называли термоскопом. С величайшим трепетом, будто несла, по меньшей мере, королевский скипетр, она вручила мне деревянную шкатулку со стеклянной трубочкой внутри. По форме та напоминала толстую шариковую ручку, один конец которой закрывал латунный колпачок, а в другом собиралось серебристое вещество, так похожее на ртуть. Снаружи была нанесена шкала с делениями.
— Смотри не разбей новейшее изобретение! — велела Бовилл строго. — Термоскоп один на весь госпиталь, нейт Кварл заказал аж из столицы. Небось ни разу таких не видела?
Я покачала головой, рассматривая
— А что внутри?
— Ртуть! — Бовилл сделала страшные глаза. — Это не то, что по старинке — ладошкой. Наш Кварл не дурак, делает для госпиталя все, что может. Так что зря ты с ним спорила. Он мужик хороший, хоть и жестким иногда бывает. Но ты давай работай, Аннис. Я тебе позже помогу, у меня другие дела. И поясница опять разболелась, — поморщилась сестра и даже застонала для достоверности.
Я не могла отлучиться от детей ни на минуту. Молчаливая девушка моего возраста принесла кастрюлю с ягодным компотом, и я поила им детей. Со всех сторон доносился плач, кто-то пытался вылезти из кроватки, чтобы поползать по холодному каменному полу, я развлекала их деревянными игрушками, бегая туда-сюда. Кто-то вяло лежал и не обращал на меня внимание, только хныча или постанывая.
Я подавляла порывы расплакаться от жалости к ним и от собственного бессилия. Сейчас эмоции только мешают, нужно сосредоточиться лишь на деле. Но как оставаться холодной, когда на тебя смотрят заплаканные детские глаза, когда температура стремительно растет то у одного, то у другого? Они так доверчиво прижимались ко мне, так обнимали за шею, что волей-неволей проскакивали мысли: “А каково иметь собственного ребенка? Не спать ночами и видеть, как он страдает?”
Местное жаропонижающее пахло травами и помогало немного, но сбить высокую температуру. Чтобы облегчить боль, я носила малышей по очереди на руках, потихоньку используя магию. С каждым разом это становилось все тяжелее, из меня как будто по капле уходили жизненные силы. Ладонь я почти не чувствовала, болезненное покалывание сменилось онемением, а узор печати еще сильнее побледнел.
Что я скажу в Академии? Впрочем, сейчас это неважно.
Интересно было бы изучить труды лекарей-менталистов. Если они могут воздействовать на мозг, то психические заболевания он тоже могут исцелять? Или только боль блокируют? Одни вопросы без ответов! Как же не хватает какого-нибудь заклинания или, на худой конец, волшебной палочки, чтобы разом всех вылечить. Не знаю как, но я буду биться за то, чтобы эти маги меня обучили. Не хочу снова чувствовать беспомощность, имея внутри себя дар.
Позже нейра Бовилл принесла детям поесть, захватила и для меня миску жидкого супа с морковкой и кусочком куриного мяса. Ох, это блюдо показалось мне поистине кулинарным шедевром, я влила его в себя одним махом, даже не садясь, пока благая сестра кормила самых маленьких молоком из рожков. А потом затолкала в рот целый кусок черного хлеба.
— Фы не говорили с глафным лекарем по пофоду рыбьего жира? — спрашивая, я продолжала жевать. Боже мой, я готова была и слона проглотить!
Бовилл лишь отмахнулась.