Докторица

Гордон-Off Юлия

В политорганах вместо генералов – комиссары четырёх рангов и звёзды не золотые, а красные на шитом погоне, так что Смирнов теперь комиссар первого ранга и у него на генеральских погонах будет три красных звезды (то есть комиссары третьего-первого ранга и генеральный комиссар). Младшие и старшие офицеры на должностях заместителей по политической части имеют полностью аналогичные общевойсковым звания и знаки различия.

На полевой форме разрешено носить вместо погон петлицы, но на них обозначение званий как на погонах, то есть галунами, звёздочками и просветами, всё – защитных цветов. Довольно запутанно на первый взгляд, но куда проще, чем сейчас и уж точно, чем было до сорокового года, где вместо младших сержантов были "комотды", а у командира роты были "помкомроты" младшие и старшие. Меня в моём младшелейтенантском звании никто не тронул, нужно только найти погоны и прилепить на них одну маленькую звёздочку на голубом просвете и не жужжать…

Кроме этого в ознаменование снятия блокады Ленинграда учреждена медаль "За оборону Ленинграда" и я попала в число награждённых. Как оказалось, наши ежедневные полетушки были не просто так, по рапортам наших летнабов было задержано больше десяти человек и предотвращены две настоящие диверсии на дороге. Где, кто и чего

конкретно, само собой, сказать не смогу, я же за штурвал держалась и чего там углядел летнаб никогда не интересовалась, в нашем отделе лишние вопросы никто не задаёт. Хотя как-то было, что мы два круга сделали над какой-то непонятной группой, которая от нас пыталась в лес убежать, и летнаб чего-то по рации кричал, объясняя, куда и сколько уходит. У меня на самолёте рации нет, но когда летала с летнабом, у него был с собой ящик рации, который Панкратов запитал от бортовой сети и антенну натянули от кабины к концу хвоста. Но сейчас сняли, чтобы не портила аэродинамику самолёта, тем более, что на самолёт нужно если уж ставить, то специальную станцию, а не переносную пехотную. Вообще, я налетала уже больше тридцати боевых вылетов, к слову, патрулирование железной дороги к боевым вылетам не отнесли. Так что по статуту мне медаль положена, и теперь следующей уже могу претендовать на медаль Чкалова третьей степени, ведь авиаторша, как ни крути, хотя, флотские кадровики из вредности могут мне документы на медаль Макарова вывернуть, ведь формально я могу и под неё попасть. Ладно, поживём – увидим, а вы как думали… Вообще, по разнарядке для авиации за тридцать боевых вылетов мне уже чуть ли не орден Красной Звезды положен. Ведь боевые вылеты это не просто так, и висеть над противником отделённой от него только фанерой, перкалем, собственным комбинезоном и красивым бельём (ну, красивое, это только у меня, у других обычное, но пули не остановит ни то, ни другое) требует немалой смелости, у большинства других хоть какое-то бронирование есть. Да и любит наше руководство авиаторов, хотя подобные разнарядки есть и по другим родам войск за сбитые самолёты в ПВО, за подбитые танки, самоходки и орудия у танкистов и противотанкистов, за уничтожение живой силы противника и захват трофеев в пехоте, про флот и потопленный тоннаж вообще молчу. Просто мне кажется, что в авиации всё расписано подробнее и щедрее на награды. Но я помалкиваю, мне и так уже три медали дали, к слову, как офицеру медаль "За оборону Ленинграда" мне вручили первой степени, а это очень немало, когда на груди три медали в ряд звякают. Одна или даже две это ещё может быть случайностью, а вот три – это производит впечатление. Вообще, я увидела на картинке как выглядит медаль Чкалова, и мне её жутко захотелось (как когда-то значок Ворошиловского стрелка, наверно), красивая она получилась и необычная, узнаваемая издали, как медаль Ушакова с кусочком стилизованной якорной цепи. На кружочке медальона изображён Валерий Чкалов в профиль в немного сдвинутом на затылок шлемофоне с полуулыбкой на лице, он смотрит на ровный парадный строй летящих самолётов. Передним летит его рекордный АНТ с длиннющими крыльями, которые с двух сторон выступают за края медальона, а его выступающее хвостовое оперение мягко переходит в ушко, к которому крепится кольцо. На фотографии выглядит очень красиво и выступающие прямо по небу сверху вниз слева буквы "Чкалов" очень здорово смотрятся. Тем более, что третья степень делается из бронзы, то есть её можно немножко суконкой натереть и тогда весь выступающий рисунок станет очень чётким, рельефным и ярким.

Медаль "За оборону Ленинграда" по компоновке и сюжету очень похожа на ту, что показал мне в своей памяти Сосед, но только вместо Адмиралтейства за рядами защитников города скачущий на зрителя и чуть влево, но узнаваемый Медный всадник – Пётр Первый с простёртой рукой. Почему-то кажется, что обе эти медали придумывал один талантливый художник, есть в них что-то общее и сделаны красиво, явно душу человек вложил.

Провожать в Ленинград комиссара с женой поехали на двух машинах через бывшую оккупированную территорию. Местами ещё сохранились надписи на немецком и много брошенной техники, а ещё кладбища на пригорках с касками на берёзовых и осиновых крестах. Дивизию, сидящую в Шлиссельбурге никто не трогает, просто блокировали, сами сдадутся, по лесам, но это не у нас, а западнее и южнее, отлавливают замёрзших немцев. Мы спокойно доехали до Московского вокзала. На улицах множество улыбающихся радостных лиц. На здании вокзала здоровенный транспарант: "Город Ленина приветствует товарища Сталина!" Местами на стенах домов видны следы бомбёжек и обстрелов, много выбитых стёкол, и многие проёмы даже не заделаны, видимо там никто не живёт. На некоторых улицах в ряду зданий явные провалы на местах разрушенных домов, где-то руины уже разобраны, где-то ещё нет. Наши наступающие войска уже захватили две французские мортиры калибром больше тридцати сантиметров, из которых обстреливали город, вот поэтому на северных сторонах улиц ещё видны голубые пятна оповещения "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!" Ведь последние месяцы Ленинград авиация почти не бомбила, наша ПВО отвадила люфтваффе от полётов над городом, днём истребители и зенитки, а внизу аэростаты, а ночью аэростаты, поднятые на пару километров и прожектора с зенитками. Вот и перенесли основную тяжесть воздействия на горожан на дальнобойную артиллерию. У немцев и свои монструозные пушки есть вроде "Доры", "Карла" и иже с ними, из таких обстреливали Брестскую крепость. Но сейчас они заняты под "Днепровской цитаделью" вот и отдали сюда французские крепостные орудия. Я бы не удивилась, узнав, что и персонал у орудий французский, ведь это сложная техника, которой управлять весьма непросто…

У Смирновых билеты на "Красную стрелу", у вагона совершенно мирные проводы и деловая проводница, протирающая тряпочкой поручни и стёкла в тамбуре, а из трубы вагона тянет противной угольной гарью… Проводили, на обратном пути Верочка проспала всю дорогу и нам с водителем пришлось её в дом аккуратно заносить, чтобы не будить…

Глава 63

15 февраля. Пятаков

К середине февраля передовые части нашего фронта начали принимать позиции у частей КОРа и Первого Прибалтийского. Нам отведён участок по Чудскому озеру и по реке Нарова, хотя моряки немного погорячились и захватили на левом берегу участок берега длиной больше сорока километров, совсем немного не дошли до Кохтла-Ярве, но деревню Силламяэ взяли и у них

там штаб. Откуда я это всё знаю? Так летала с Николаевым и даже знаю, что наш штаб будет в городе Сланцы, а наш отдел в деревне Гостицы. И к морякам мы тогда за компанию залетели. Наши части, перебрасываемые по железной дороге принимают позиции.

Но часть наших войск занимается добиванием окруженцев. Сидельцы Шлиссельбургской крепости на днях сдались. А вот под Лугой сформировался довольно сильный вооружённый район, в котором оказалось сосредоточено до ста тысяч солдат с техникой, вооружением и припасами. Вырваться из кольца у них сил нет, но в обороне сидят, ведь фюрер им пообещал, что вызволит из окружения. До последнего времени на их территории функционировал аэродром, на который они даже принимали прорвавшиеся транспортные самолёты. Наши соседи сейчас регулярно вылетают бомбить окруженцев. Вот с вылета и не вернулся экипаж, который сел на вынужденную на болотах в районе, контролируемом немцами. Я узнала об этом, когда к нам на стоянку пришёл командир полка и комэск второй эскадрильи. В общем, ситуация простая и сложная одновременно, у них возможности вытащить своих лётчиков нет, до наших они дойдут или нет – неизвестно. По пути сплошные болота, по которым зимой пробираться врагу не пожелаешь, и судя по всему у них как минимум один раненый. Подбитый самолёт они посадили на болото рядом с островком, на который сами выбрались, а самолёт если и не утонул в болоте, то взлететь точно не сможет, потому что одно крыло в болоте уже утонуло. Экипаж три человека, на краю островка есть вроде бы площадка, но Удвас на ней не сядет, слишком маленькая, а если сядет, то даже с двумя уже едва ли взлетит. Лететь не очень далеко, но приказать мне они не могут, только просят, а мой начальник, если они попросят, добро на такую авантюру мне точно не даст. Вот такой расклад, и делай, что хочешь. Лететь-то всего-ничего, но придётся садиться и взлетать с неизвестно какой площадки. И если я без разрешения полечу, то это уже воинское преступление, которое совершать не хочется. Самое неприятное, что даже предварительно слетать и осмотреться не получится, потому, что стоит нам проявить активность, немцы тут же отправят туда кого-нибудь проверить, чего это нас там так заинтересовало. Ещё для такой посадки на снег мне бы лучше лыжи, но родных лыж к Тотошке нет, а вешать чужие не рекомендуется и не хочется, но придётся, если решу лететь…

Бомберы – хорошие ребята и их понять нетрудно, но под танки они кидают меня и прекрасно это понимают. Впрочем, как уже сказала, выбора у них тоже особенно нет. А смогу я загрузить троих здоровенных мужиков и с ними взлететь? С нормальной полосы без проблем, но там-то откуда такой взяться? Но и оставлять ребят в ближнем немецком тылу тоже не годится. Сложила все возможные "за" и "против", подготовилась к разговору и пошла звонить начальнику, просить разрешения на этот вылет. Сергей Николаевич меня внимательно выслушал, спросил мои прикидки по шансам на благополучный исход, которые я оценила как пятьдесят процентов, попросил дать трубку командиру полка, а нас выйти. Пошли курить, вернее, это комэск и ещё двое курить, а я с ними постоять, ведь мне ещё вердикт начальника выслушивать, когда обратно позовут…

Смотрю на ребят и понимаю, насколько мы иначе смотрим на всё. Их всех буквально потряхивает от азарта. Они в игре, они хотят сделать ставку и выиграть, и сопутствующие мелочи не имеют смысла, когда надо рискнуть, перешагнуть через порог бурлящего адреналина, подёргать за нос фортуну, и даже если не получится, то это в их понимании достойно и почётно. А я сейчас как колхозный бухгалтер, стою и считаю шансы и вероятности, и никакого азарта, у меня мозги совсем иначе работают. Прикидываю, как туда можно безопаснее проскочить, как облететь островок, постараться зайти против ветра и сесть на пятачке, ведь мне нужно не рискнуть, а пусть и с риском, но просто сделать, а главное вернуться к моей Верочке, за которую я отвечаю. И если бы они сейчас услышали мои мысли, то я бы в их глазах упала ниже пола, ведь такое в их понимании почти оскорбительно и гораздо хуже трусости.

Вот поэтому я им ничего не скажу, а буду думать, как мне облегчить самолёт по максимуму. Хорошо ещё, что с этим наступлением у нас теперь немецкого трофейного авиационного бензина хоть залейся. Ведь две тонны, которые привезли вначале, мне казались бесконечной неисчерпаемой кучей, но уже скоро у нас осталось всего две бочки. Так что к моменту облёта железной дороги нам привезли новый бензин и масло. Теперь у нас на стоянке снова куча бочек и можно о бензине не переживать. Начальник БАО бурчит и ругается, что хранить бензин рядом со стоянкой, а не в специально обвалованном хранилище – есть нарушение и ему нагорит от любой проверки, но когда он с Панкратовым прикидывал другие варианты, у них ничего путного не вышло. Вот и стоят бочки у нашей стоянки, масксетями затянутые, и со стороны почти не видны.

Когда после получения разрешения на вылет пришли на стоянку, техники уже переобули Тотошку в лыжи от Яка, других не нашлось, а сзади вообще пришпандорили какую-то изогнутую пластину прямо на "дутик". По словам Евграфыча на пару посадок хватит, а если даже слетит, то и не беда. Вообще, в немецком техническом описании самолёта говорилось, что к нему положены специальные лыжи, у которых даже тормоз предусмотрен, представления не имею, как он работает и что собой представляет, но у нас такого всё равно нет, и не предвидится. Штурман полка сделал расчёты потребного мне для этого полёта горючего, решено, что мне для вывоза троих нужно максимально облегчить самолёт, поэтому я вылетаю с минимумом горючего, а после сажусь на наш ближайший аэродром, там есть всего в сорока километрах по прямой аэродром подскока, который себе истребители сделали. Туда вылетает один борт из полка с горючим для меня, и уже после посадки там решаем, как и чего дальше делать по ситуации.

Как водится, на бумаге всё просто замечательно. Но уже стемнело, поэтому в полной темноте поднимаюсь и облётываю новые шасси-лыжи. Лыжи съели километров десять скорости, на посадке нет возможности уже привычно затормозить, вспоминаю, как летала на Удвасике и садилась в Мордовии, по-утиному растопыривая лыжи-шасси. Моя посадочная скорость значительно меньше, поэтому и площадки даже на лыжах мне должно хватить. Ползаю по листу аэрофотосъёмки и пытаюсь представить себе местность. Ещё летняя чёрно-белая съёмка, по ней мне комэск, который снизился и прошёл низко, и успел вместе со штурманом достаточно разглядеть, штурман поддакивает и комментирует. А мне нужно для себя определить, где они говорят точные данные, а где уговаривают меня и себя. Это не враньё, просто память у нас так устроена, что легко может замещать реальные факты и воспоминания желаемыми.