Докторица
Шрифт:
Помните, я говорила про представителя политуправления фронта, который оказался на концерте, когда мы выступали в отделе в честь Дня рожденья военной разведки. Он уговорил Верочку и нас с Николаевым, что найдёт ей аккомпаниатора, чтобы разрешили ей ездить с выступлениями. В результате появился дядя Гриша, который хоть и не знал нотной грамоты, но был талантливым самоучкой и самородком-гармонистом. Из-за ранения ноги он оказался не годен к строевой службе, и был очень рад возможности хоть так продолжить службу. Он на слух великолепно подбирал музыку и с Верочкой они моментально нашли общий язык. Сам он петь не умел, но Верочке аккомпанировал изумительно, так что уже несколько месяцев Верочка по плану политуправления ездит примерно раз-два в неделю по разным частям и госпиталям с выступлениями. Пригодились и нарядные платья, которые она прихватила с собой из Москвы. И надо видеть, как она в них выглядит, просто куколка с её очаровательной мордашкой, в нарядном платье и восхитительным голосом, который пока ещё не грозит сломаться, она
Кстати, многие песни уже так и расходятся в народе, как песни Веры Луговых, чем сестрёнка очень гордится. А когда её спрашивают, отвечает, что песни написала её сестра, но она не любит об этом говорить, потому, что война и она воюет… Как-то ей это удаётся так говорить, что ко мне с этими вопросами никто ни разу не приставал…
Глава 67
18 марта. Гвардейцы
До полка добралась без особенных проблем. Даже маску на лицо не надевала, мороз был совсем слабенький, да и скорость не велика для того, чтобы лицо сильно обдувало в открытом мотоцикле. Сосед искренне удивлялся тому, что зимой активно ездят на мотоциклах, а я уже так привыкла к своему транспортному средству, даже не представляла уже, что может быть иначе. После лета было немного непривычно держаться толстыми меховыми перчатками, да и ногами в унтах переключать не так, как в сапогах, но это мелочи, по сравнению с получаемой за это мобильностью. Естественно, это касается мотоциклов с коляской, одиночки всё-таки ездят редко, потому, что на обледенелой дороге на двух колёсах удержать равновесие порой очень проблематично. И само собой, что зимой приходится ездить медленнее и вообще меняется манера езды, ведь газовать часто не имеет смысла, гораздо эффективнее разгонишься, если добавлять газ медленнее без проскальзывания колеса на юз. А у моего мотоцикла, как выяснилось, колесо коляски подключается к приводу мотора и получается, что два колеса из трёх крутит двигатель и они вместе толкают. Впрочем, на наших дорогах колесо коляски у меня было подключено с лета, ведь у нас не автобаны, а чаще приходится ездить по разбитым грунтовкам, где многие лужи без дополнительного привода проехать сложно, если вообще реально без толкача.
От КПП благодаря пояснениям дежурного наряда нашла штаб. Полк расположился на краю леса, когда-то до войны здесь был наш запасной аэродром и это позволило обустроиться гораздо быстрее, чем, если бы всё пришлось строить на пустом месте. Как я поняла, часть землянок и штабной бункер даже не были разрушены за время оккупации. Местами были видны продолжающиеся работы по благоустройству. Сразу бросился в глаза общий порядок и то, что даже вблизи разглядеть замаскированные по опушке самолёты было сложно. То есть было видно, что что-то замаскировано, но что именно разглядеть трудно, всё-таки сейчас ещё и сезон для маскировки сложный, зелени нет и лес прозрачный. Командование полка разместилось на краю лётного поля (наверно бывшего выпаса) в большой уже вполне обжитой землянке-бункере. В первый момент удивила малолюдность на аэродроме. Я ещё не прониклась, что полк ведёт ночной образ жизни и с утра почти все ещё спят, хотя в штабе меня встретил бодрый дежурный и отвёл к начальнику штаба. Минут через двадцать пришёл явно разбуженный командир полка, и мы познакомились с гвардии майором Елисеевым. Поговорили, я сначала немного удивилась тому, как спокойно они меня приняли, всё-таки обычно к женщинам на фронте и в авиации отношение неоднозначное, не такое спокойное, по крайней мере, и я вначале заподозрила, что это работа комиссара, но оказалось, что в полку уже летают женщины и летают хорошо. Поняла это, когда мне сообщили, что мой комэск сейчас спит, у неё ночью полёты были, а после обеда нас познакомят, и дальше все вопросы я буду решать уже с ней.
Командование немного напряг факт моего прикомандирования, и это понятно, кому из командиров нравится иметь у себя такого варяга, но после моих объяснений Елисеев решил по пути в штаб в следующий раз заехать в отдел и поговорить с Николаевым, остающимся моим прямым командиром. Говорили по делу, чётко и понятно, даже по этому я почувствовала, что люди тут заняты реальным делом и стараются делать его качественно и профессионально, поэтому и лишней болтовни не было. Командир ушёл, а я осталась общаться с начштаба. Гвардии штабс-капитан Прудников Михаил Семёнович сначала показался мне очень суровым, нет, скорее злым, и я его немного побаивалась, но оказалось, что это маска, за которой скрывается чуткий и добрый человек, но это не исключало его принципиальность и требовательность. Ещё вопрос, кого в полку боялись больше, шумного и вспыльчивого Елисеева или тихого разноса у начальника штаба. Вообще, дисциплина в полку на высоте и не в плане выравнивания по линеечке, а в виде какой-то внутренней собранности и понимания каждым своей
Полк до нашего наступления стоял в районе Новгорода, здесь уже третья площадка с начала нашего наступления, ведь дальность Удвасиков маленькая, поэтому приходится перемещаться в непосредственной близости наступающих войск. Именно их полк обеспечивал боевые действия и наступление НАГ и принял самое активное участие в боях в районе Новгорода, Чудово и при освобождении Любани. После продолжал обеспечивать боевые действия уже бывшей НАГ. За время наступления в полку довольно большие потери и сейчас трёхэскадрильный полк свели в две эскадрильи, ведь в полку сейчас всего двенадцать самолётов на одиннадцать лётчиков, не считая его самого. Елисеев оказался летающим командиром, а вот сам Михаил Семёнович после ранения в сорок первом летает редко, только если совсем прижмёт. До ранения был истребителем, но после врачи запретили большие перегрузки, так он оказался в ночниках, но сейчас об этом уже не жалеет. Хотел бы летать больше, но здоровье не позволяет, после контузии сильно село ночное зрение, а это для ночника недопустимо. Но у него богатый лётный опыт и командная практика не маленькая, то есть человек на своём месте. Буквально месяц назад полк стал гвардейским и скорее всего полк не будут отводить на переформирование, а пополнят лётчиками и самолётами на месте, что меня только радовало…
Всё-таки, я довольно много общалась с ребятами-бомберами на пешках и у меня видимо в разговоре проскользнули пренебрежительные нотки, с которыми обычно говорят про маленькие Удвасы, да я и сама считала так же, что использование этих самолётов – это вынужденная мера от безвыходности начала войны. Но война уже давно идёт, а полки ночников никто расформировывать и пересаживать на большие самолёты не торопится. На что мне Прудников так ответил, что мне долго при воспоминании об этом разговоре было стыдно.
— Наслушалась скоростников? Это понятно! Они же далеко и быстро летают и их видно, да и на вылет загружаются по самую маковку, это не наши двести килограммов, которые модификация "ВС" может нести. Вот только целый полк пешек прилетел, десяток тонн бомб высыпали, дыма и грохота до самого неба и ни разу в мост не попали. Ну сама подумай, скорость большая, высота тоже, зенитки палят, да тут, как ни прицеливайся, разброс даже на полигоне в идеальных условиях – плюс-минус сто метров. А наши тихоходы прилетели на бреющем, двигатели на подходе заглушили и видно даже как часовой на крылечке штаба в кулак курит, мы же гранату можем в печную трубу засунуть, не то что просто в дом со штабом попасть. А ещё, на большой скорости замаскированные цели разглядеть совсем не просто, да и высота у них большая. А при нашей малой скорости и высоте меньше ста метров, мы же количество пуговиц на мундирах видим, если света хватает. Вот и выходит, что эффективность наших двухсот килограммов бомб часто больше пары тонн бомб у большого бомбардировщика. На линии переднего края нам конкуренцию реально наверно только штурмовики могут составить, но они ведь бронированные, как танки, броню выстрелы зениток до двадцати миллиметров пробить не могут. А у нас вся броня – перкаль, да свои штаны, сама знаешь, вот и летаем, поэтому ночью, когда нас не видно. А знаешь, что за каждый сбитый ночной бомбардировщик немцы стразу железный крест дают и премия больше, чем за истребитель или большой бомбардировщик?
— Извините, я же не знала…
— А чего же ты к нам пошла, если считала нас такими убогими?
— Ну, куда могла, туда и пошла…
— Теперь-то плохо думать про наши замечательные самолёты не станешь?
— Не стану… Вот не верю, что все так думают сразу…
— Права! Двое из трёх как приходят, считают, что их в наказание к нам сослали. Вот и приходится им мозги вправлять. Наш комиссар, вообще, когда к нам с Чукотки попал, так сразу командиру заявил, что он у нас по ошибке и его на днях переведут в НОРМАЛЬНУЮ авиацию…
— А что он на Чукотке делал?
— Так там они американские самолёты перегоняли через Аляску, к нам на Чукотку летели американцы, а уже дальше до железной дороги наши пилоты перегоняли. Вообще, как он рассказывал, служба не сахар, но кому-то же нужно… Вот он там на "аэрокобрах" летал и хотел в истребители, а его к нам направили, вот он и обиделся. Но потом ему всё правильно объяснили и показали, так теперь б'oльшего патриота наших У-два не найдёшь. И не вздумай при нём что-нибудь пренебрежительное сказать, он парень горячий, потом извинится, но сначала может и с кулаками кинуться…
— На девушку? — удивилась я.
— Нет, на тебя наверно не кинется, но ругаться будет страшно!
— Хорошо, я буду иметь в виду… А вы сказали, что у вас на двенадцать самолётов одиннадцать пилотов, значит есть для меня самолёт?
— Есть… — почему-то тяжело вздохнул он. — У нас уже давно было две женщины в пилотах. Про Зою ты уже слышала, а вторая её подруга Катерина. Но вот женский экипаж у нас был только один, Катя с Сергеем Мухиным летала, а Сергей был штурманом полка. Да вот на днях полетели на разведку и рекогносцировку и под зенитку замаскированную угодили. Катя до дома дотянула, а вот Сергей ещё в небе умер. И Катерина неизвестно ещё как из госпиталя выйдет. А самолёт, инженер докладывал, уже полностью пригоден к эксплуатации. Не побоишься на такой самолёт сесть?