Докторица
Шрифт:
Вместе с первыми прочихиваниями запускающегося двигателя, сзади догоняет сдвоенный грохот взрывов наших бомб. Туда сейчас смотрит Машенька, а я выравниваю самолёт и ложусь на обратный курс. Верчу головой в надежде, вдруг удастся увидеть машину Зои. Но кажется это она раньше нас увидела и сейчас поравнялась с левым крылом. Самолёт видно тенью, если бы было светлее, можно бы было что-нибудь показать жестами, а так, только покачала крыльями и пошла вперёд, включив для меня синий хвостовой огонь. Настроение замечательное, по цели отбомбились, ни одна зенитка даже ни разу не выстрелила, после взрывов была какая-то суматошная пальба, но даже не в нашу сторону. Скорее, это прозевавшие зенитчики просто показывали своё рвение и остальные это понимают, поэтому и постреляли для проформы. Попали и куда – это выяснится уже на земле, стрелки это должны были хорошо видеть. И повлиять на этот результат уже невозможно, так чего переживать,
После посадки и заруливания к нашей стоянке, где нас встречает насупленная физиономия нашего печального Матвея. Обнимаемся с Машей и шлёпаем к Баймухаметовой для доклада и совместного вояжа в штаб, где докладывать будет уже комэск. Машу распирают впечатления:
— Знаешь! Я точно видела, как одна наша бомба прямо в окно влетела, прямо в оконный проём! Представляешь?! А потом как бахнуло, и Зоя кажется тоже попала, потому, что куски дома во все стороны летели, я точно видела!.. — мы уже подошли, я докладываю Зое:
— Товарищ гвардии капитан, экипаж полученное задание выполнил. Со слов штурмана, одна из бомб даже в окно влетела. Повреждений нет, все здоровы! Разрешите получить замечания!
— Всё нормально! Хорошо отработали… — скупая на похвалы Зоя хлопает меня по плечу, и мы вместе идём к штабу, где у входа нас уже встречают. Сзади успевшие пообниматсья подружки Маша с Дусей о чём-то шепчутся и чуть приотстали.
После доклада Зои нам жмут руки, благодарят за работу, Зоя остаётся писать рапорты, а мы топаем в столовую, чтобы потом идти спать. Уже глубокая ночь, режим светомаскировки соблюдается, но то там, то тут мелькнёт выбившийся луч света или фонарик. Мы знаем, где тут и что, так что этих случайных отблесков вполне хватает, чтобы не плутать. Только теперь отпускает полётное напряжение и тело, словно наливается тяжёлой тёплой водой и накатывает сонливость, а унты становятся тяжелее и комбинезон объёмнее и толще…
Мы сегодня вылетали одни, в столовой горит свет, ребята кажется рубятся в домино и встречают нас радостными криками, в ответ на сообщение, что вернулись все. Оказывается, традиционно лётно-подъёмный состав старается не спать, чтобы дождаться экипажи из вылета. Вот теперь убедившись, что всё хорошо, народ начнёт расползаться спать… А нам девочки на кухне держат горячий чай и мы его хлебаем из горячих кружек, в ручки которых умельцы давно вставили обрезанные деревянные чурбачки, чтобы не жечь пальцы об горячий металл. И это удивительный кайф и наслаждение сбросить на лавку рядом с собой шлем с очками и маской, расстегнуть ворот тёплого комбинезона, в котором даже не тепло, а жарко, подойти к столовскому рукомойнику и не столько помыть руки, сколько ополоснуть холодной водой немного зудящее от маски и словно стянутое лицо.
Маша раскраснелась, её роскошные иконописные глаза сверкают, она рассказывает свои впечатления, мы с Дуней как умудрённые и бывалые слушаем почти со снисходительными улыбками. Дуня уже это пережила, ведь уже столько летает с комэском, а вот у Маши воздушный путь только начинается, у неё это всего второй боевой вылет и из неё брызжет задор, которую она на нас выплёскивает. Я её очень хорошо понимаю и чувствую, ведь и у меня на бомбометание это тоже второй вылет, но я командир экипажа и мне не по чину излишняя эмоциональность. Вот и слушаю, а сама думаю совсем, о другом, о том, что эта очаровательная девушка с сияющими прекрасными глазами должна восхищаться и радоваться совсем не успешной бомбёжке и удачному попаданию. Эту улыбку должна вызывать нежность к любимому или к ребёнку, а не уничтожение фашистских гадин. И это тоже нужно добавить им в счёт!
За разговорами у стола дожидаемся прихода Зои, она быстро выпивает чай, и мы все идём спать, время уже скорее раннее утро, чем глубокая ночь. Девочки топают в женскую землянку, там живут вместе все девочки из БАО и штаба. А мы с Зоей живём в маленькой двухместной земляне, которую в ожидании нашего прихода дневальные заботливо протопили, даже не зажигая лампу быстро раздеваемся и залезаем под холодные одеяла, чтобы, свернувшись калачиком и укрывшись с головой, скорее согреть бельё и тогда можно будет потихоньку вытянуть ноги и высунуть нос из-под одеяла…
Третий вылет был через день, одну ночь мы не вылетали.
Дальше вылеты пошли как-то однотипно и не запомнились особенно. В середине апреля к нам в полк с концертом приехала Верочка со своим аккомпаниатором и артистом-чтецом, который читал стихи в первой части выступления. Мне его чтение совершенно не понравилось, когда он какими-то скулящими завываниями пытался сделать эмоциональный акцент на каких-то словах. Но остальные были довольны, ведь это в любом случае отдых и новизна, поэтому хлопали артисту вполне искренне. А потом на импровизированную сцену, это в столовой разобрали один стол и положили его на ящики от бомб, а сверху накрыли брезентовым чехлом, вышла моя сестрёнка:
— Здравствуйте! Меня зовут Вера Луговых-Медведева. Мы с моим аккомпаниатором дядей Гришей Носовым вам сыграем и споём. И это выступление я посвящаю своей любимой сестре Комете, которая служит и летает в вашем полку, — часть этой речи я надиктовала ей, по её просьбе перед самым выступлением. А дальше она начала петь. Для помещения полковой столовой её голоса более чем хватало и слушали её затаив дыхание. В исполнении дяди Гриши я услышала несколько мест, где он неправильно исполнял, но другие этого не замечали и выступление прошло замечательно. Да и вообще, моя красавица-сестра с распахнутыми синими глазами, в своём нарядном платье с пышной широкой юбкой и большими бантами на распущенных соломенных волосах выглядела нереально сказочно, даже в моём восприятии, что уж говорить про всех остальных. Когда Верочка объявила, что песня "Вальс на плоскости" посвящена всем девушкам, летающим на лёгких ночных бомбардировщиках, а потом запела, я с удивлением увидела, что даже Зоя смахивает набегающие слёзы. В конце почти двухчасового выступления Верочка вытащила меня на сцену и мы вместе спели её любимую "Брич-Муллу" и "Песенку о королевском бутерброде" на два голоса. В эту ночь меня не поставили в полёты, поэтому мы до самого отъезда концертной бригады просидели в моей землянке обнявшись и рассказывая друг другу свои новости. Верочка познакомилась с Машей и нашим вечно хмурым Матвеем, который кажется впервые на моей памяти улыбался, а с Машенькой они моментально сошлись, словно знали друг друга всю жизнь. Каково было моё удивление, когда я узнала, что у них дни рождения с разницей в два дня, они обе майские, Верочка с девятого, а Маша родилась седьмого.
Через день Маша выпустила боевой листок, посвящённый концерту, где нарисовала по памяти замечательный портрет поющей Верочки и я вытребовала у Прудникова, что после я этот боевой листок заберу себе подарю сестре. Да он и не возражал, я думаю, что Маша их разбаловала своими художественными талантами и они перестали ценить уникальность того, что она делает…
В апреле аэродром развезло, весна вступила в свои права, почва напиталась водой и с полевых аэродромов немцы летать перестали. Нашим лёгким машинам, конечно тоже не добавляла удобства грязь, но летать мы, в отличие от более тяжёлых машин, с грунта могли. Более тяжёлые самолёты летали с полос оборудованных НАПами, так что фактически у нас возникло полное господство в воздухе, что позволило нам летать даже в светлое время. Но Елисеев очень щепетильно относился к сбережению своих людей и обязательно добивался прикрытия наших дневных вылетов истребителями.