Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах
Шрифт:
— Когда выйдем в море? — не удержался Георгий.
— Об этом мы поставим вас в известность в свое время.
— Сколько дней займет путь до Мурманска?
— Ровно столько, сколько потребуется.
Помкэп вышел.
— Получил? — кивнул на закрывшуюся дверь Николай. — Вот так!
Ровно в полночь помкэп появился снова:
— Джентльмены, сейчас выходим в море.
Будто от этих слов Джонсона крейсер ожил. Он мощно загудел двигателями, начал слегка покачиваться.
— Стартовали! — Георгий применял это слово во многих ситуациях. — Присядем, как полагается, перед дорогой.
Крейсер набирал скорость. Качка все ощутимей. Какая же ходит волна, если так кренит стальную махину!
Впереди — неведомый и опасный путь. Впереди — схватка с сильным врагом. Наверняка! Еще ни один караван не избежал встречи с гитлеровским флотом и авиацией. В морской пучине погибали и корабли каравана, и даже корабли эскорта. Если суждена гибель, что же… но погибнет и диппочта, а в ней столько важного для Родины, для победы.
Георгий вдруг ударил кулаком по кожаной обшивке дивана, чертыхнулся.
— Ты что? — удивился Николай.
— Проклятая качка мешает думать. На полу не устоишь, на диване не усидишь — нигде не сосредоточишься.
Пол кренится все круче и круче.
Военные корабли как бы специально ждали, чтобы шторм набрал силу. Не случайно у какого-то матроса вырвалось: «Шторм для нас словно шапка-невидимка: крупная волна захлестывает перископы подводных лодок».
Крейсер, совершая противолодочные маневры, резко менял курс. В такие минуты дипкурьеры чувствовали себя как на качелях. Обоих заносило то вправо, то влево; приходилось, расставив руки, упираться в переборки.
Матрос-шотландец приглашает на обед.
— Давай, иди первым, — сказал Николай.
— Стартовали, Роберт! — отозвался Георгий.
Кают-компания. Здесь уже собрались офицеры, свободные от вахты. Появился командир крейсера. Все встали. Капитан жестом указал дипкурьеру место напротив.
Начался обед. Сразу же оказалось, что английский обеденный этикет (война на нем никак не отразилась) очень сложен.
За спиной каждого офицера — стюард. Перед Георгием матово поблескивали несколько тарелок, справа лежали два разных ножа, столовая ложка, стояли стакан для воды и чашка для кофе, слева — три вилки, впереди, за тарелками, — фужер для вина, еще вилка, нож и десертная ложка. Целый арсенал!
Как им пользоваться? На банкетах он никогда не бывал. Раздраженно подумал: «Вполне хватило бы тарелки и ложки. Ну еще вилка. Богато живут». Вспомнилась военная Москва, комнатка на Калужской улице, продовольственные карточки. «Если сейчас у Серафимы, жены, да у пятилетнего Левы („беспомощный мой худышка“) есть хлеб и маргарин — то очень хорошо… А тут прямо банкет», — произнес про себя зло и словно совестясь за выпавшее ему изобилие.
Стакан справа был слишком близко от тарелки, чуть-чуть отодвинул его. Из-за спины протянулась рука и водрузила стакан на прежнее место. «Кто же тут корректирует из-за моей спины?» Роберт! Проворный парень — успел облачиться во фрак.
На обед была рыбная закуска, потом суп из сушеного картофеля, бифштекс, консервированные специи и еще какое-то блюдо, которое вроде бы надо есть ложкой. Взял ложку. Офицер справа, худой, с жесткими черными усиками, посмотрел осуждающе. «Значит, надо было вилкой орудовать». Отвернулся от него. «А что сосед слева — тоже заметил?» Заметил! Но его добродушный взгляд говорил: «Мистер русский, не смущайтесь. В конце концов, не это главное в жизни».
После двух-трех таких обедов дипкурьеры все же освоили заморские обычаи. Они узнали, что хозяева начнут есть лишь после того, как приступит к еде гость, что встать из-за стола можно только после капитана. Хорошо еще, что помогал Роберт: он вовремя подсовывал нужную тарелку, ложку или вилку.
Узнали и о других традициях: как одеваться к завтраку, обеду — на обед являйся непременно в черном костюме, белой рубашке с галстуком бабочкой. Но ничего этого у них не было! Неловко, конечно. Тем не менее никто не намекал о черном костюме, а взгляд симпатичного доброжелательного соседа за столом (на черноусого лучше не смотреть) словно подбадривал: «Понимаем, мистер. У нас очень сложные традиции. Но в конце концов, не это главное в жизни».
«Пожалуй, мудрено, — размышлял про себя Николай, — и не только за офицерской трапезой. Метра у вас нет, километра — тоже, а вместо них — фут, отмеренный по стопе короля Джона, и ярд, равный расстоянию от кончика носа до конца среднего пальца короля Генриха I».
У моряков всегда был отличный аппетит. Это чувствовалось уже в баре, который находился перед кают-компанией. Здесь выпивали рому, виски или пива, расплачиваясь с барменом наличными. Мистер Джонсон, бравший две, а то и три порции рома, приглашал и дипкурьера отведать ароматный, крепкий напиток. Гость отказывался и, чтобы избежать новых приглашений, быстро проходил в кают-компанию. При этом неизменно встречался взглядом с королевой Елизаветой: ее портрет висел на видном месте слева от входа в кают-компанию, и Елизавета I, казалось, пристально смотрела на каждого. В нижнем углу рама и стекло разбиты: во время одного из сражений сюда попал осколок. В самый угол. Королева осталась невредимой.
— Наша покровительница! — как-то воскликнул Джонсон. Помкэп почтительно посмотрел на королеву.
С согласия ее величества мы оставили портрет таким, каким он был в день того успешного сражения.
Таким он дойдет с нами до полной победы британского королевского флота…
Обеды проходили неторопливо. Иногда возникал разговор — он касался семей, каких-то подробностей о женах, детях, о собственном самочувствии. А о том, что делается на крейсере, о войне — ни слова. «Вероятно, я еще слаб в английском? — думал Георгий. — Впрочем, уж как-нибудь разобрал бы про „war“» [43] .
43
Война (англ).
Молчаливей всех был командир крейсера. Правда, он поинтересовался в самый первый день, как устроились русские джентльмены, нет ли у них каких-либо просьб. Этим и ограничился.
Сегодня же он нарушил молчание и обратился к Костюченко (Николай оставался в каюте, у диппочты). Капитан сказал, что на его крейсере впервые находятся гражданские лица и что дипкурьер не просто пассажир, а представитель союзной державы. Он, конечно, не тот рядовой гражданин государства, который ничего или почти ничего не знает. Русский джентльмен безусловно имеет определенную осведомленность, разбирается в происходящих событиях.