Долг платежом красен
Шрифт:
– Для меня ваша логика неприемлема, – возразил главспец. – Женщина должна быть свободна в своем выборе, никто не вправе ее принуждать к блуду, сожительству под предлогом диспропорций среди мужского и женского населения.
– Значит, вы не от мира сего, такой правильный, непорочный? Впервые встречаю мужика, равнодушного к женским прелестям, – удивился Савелий Игнатьевич, и повторил. – Так что вам, водку или коньяк?
– Немного коньяка.
– Вот и прекрасно, я тоже коньяк уважаю, расширяет сосуды и понижает давление.
Каморин отвинтил крышку и услужливо налил золотистую
– За знакомство! За вас, наш дорогой и желанный гость! – Хлыстюк провозгласил тост. – Мы людей из Совмина любим и почитаем, как близкую родню. Они сами на переднем рубеже обороны, и нас, сирых и убогих, отстоят, не отдадут на поругание и заклание, как беззащитных ягнят. Мы ведь в сравнении с вами, столичными чиновниками, мелкие клерки.
Выпили, усердно налегли на закуску.
– Вы, Андрей Захарович, не скромничайте, отведайте керченскую сельдь, – предложил хозяин. – Прежде ее, как и бычков, было вдоволь, а теперь деликатес. Не каждому чиновнику, навестившему город, посчастливиться дегустировать. Оскудели Азовское и Черное моря. Лютуют браконьеры, краснюка выгребают, нет на них управы. Вот, чем стоило бы заняться, а не проверкой анонимок, кляуз от выживших из ума маразматиков и скандалистов. Для них это наркотик, хобби. Эти психически ненормальные элементы не могут дня прожить без того, чтобы на очередную жертву не вылить ушат грязи. Мешают нормально жить, отравляют всем настроение, а вы, ради формальности, готовы в лепешку расшибиться, но отличиться своей твердолобой принципиальностью.
Вилка с наколотым кусочком сельди замерла в руке Райкова, почувствовавшего в словах прямой, язвительный укор.
– Вы ешьте на здоровье, это я не вам, а рыбинспекции в назидание, – спас положение Савелий Игнатьевич. – Природоохранная прокуратура тоже мышей, точнее, браконьеров, не ловит. Наверное, потому, что кормится из одного корыта.
– Мне, пожалуй, пора в гостиницу. Благодарю за хлеб и соль, – приподнялся из-за стола главспец.
– Гостиница? Мг холодно, неуютно, скопище тараканов и клопов, – передернул плечами советник. – У нас для знатных гостей есть приличное место – гостевой домик. Номера люкс, автономное отопление, импортная мебель, ковры … Комфортно отдохнете, а утром с новыми силами.
– Да, Андрей Захарович, по поводу ночлега все будет в порядке, – подтвердил градоначальник. – Лучше мне подскажите, в чем заключается высший пилотаж бухгалтера, финансиста, критерии их мастерства?
– В том, чтобы свести дебит с кредитом, – не подозревая подвоха, ответил Райков.
– Эх, батенька, да у вас провал в знаниях, признаки профнепригодности, – объявил вердикт Савелий Игнатьевич. – Запоминайте, искусство бухгалтера заключается в умении каждый рубль гонять на счетах до тех пор, пока он не окажется в кармане. Вот это и есть высший пилотаж.
Громко, брызжа слюней, расхохотался. Каморин, неоднократно слышавший из уст шефа этот засаленный анекдот, вяло рассмеялся.
Главспец, не оценив юмора, тупо взирал на чиновников. Затем промолвил:
– Пещерный век, Сейчас при наличии смартфонов и калькуляторов на костяшках счетов никто не считает.
– Суть не в приборе, инструменте бухучета, а в принципе, –
Возникла тягостная пауза. Мэр взглядом подал знак советнику и тот на правах тамады, наполнил до краев фужеры и, стоя, провозгласил:
– По флотской традиции второй тост за прекрасных женщин! За милых и ласковых дам! Хотя в данный момент ни одной из них нет рядом, но они всегда с нами, в сердце.
Прежняя скованность постепенно оставляла Райкова и, когда хозяин предоставил ему слово для тоста, он охотно откликнулся:
– Мой тост самый короткий – Будьмо!
Дружно сдвинули тонко звенящие фужеры и выпили.
– Никак оппозицию представляете? – удивился Хлыстюк.
– Я вне партий и политики, – отозвался гость.
– Напрасно. Без сильной и популярной партии сейчас карьеру не сделаешь. После каждых выборов перетасовка кадров, в зависимости от симпатий и антипатий, принадлежности к сторонникам или противникам победителя. У каждого из нас должна быть надежная опора, влиятельные покровители, иначе выбросят за борт. В желающих подсидеть, столкнуть с кресла, недостатка нет. У меня под окнами кабинета постоянно, то пикеты, то палаточные городки…
Тунеядцы, лентяи не хотят работать, подметать улицы и белить бордюры, а только бузят, чистую воду мутят. И подбивают их те, кто мечтает занять мое законное кресло, чтобы пристроить родню, друзей на прибыльные должности и сказочно обогатиться. Семейственность, кумовство, блат, подобно холере, неистребимы. Вы, Андрей Захарович, наверное, тоже не без амбиций, мечтаете об успешной карьере?
– На высокие роли и министерские портфели не претендую. Те кресла ненадежны, периодически происходит ротация кадров. А на мой скромный портфель никто не претендует, поэтому, даже при смене состава правительства, остаюсь при деле. Меня ценят, как опытного профессионала, дорожащего своей репутацией.
– Но противники, наверняка, есть?
– Конечно. Без них жизнь неинтересна.
– Как-нибудь, если сильно насолите, соберутся с силами и сковырнут вас. Не боитесь?
– Не боюсь. За мной грехи не водятся, живу скромно на зарплату и гонорары от чтения лекций в институте, публикации статей в прессе.
– Так еще и пером забавляетесь? Странный вы. человек, Андрей Захарович, не от мира сего, – с сочувствием произнес Савелий Игнатьевич. Вошла Нина Петровна, неся в руках поднос с чашечками ароматного кофе.
– А вот и женщина! – обрадовался ее появлению Игорь Глебович. – Мы выпили за женщин, присоединяйтесь к нам.
– Не смущайтесь, – разрешил хозяин. Каморин достал из серванта еще один фужер, протер его салфеткой. Выпили за мудрую женщину и хорошую, исполнительную работницу. Горячий кофе взбодрил.
– Спасибо, господа, пора и честь знать, завтра много работы, – Райков поднялся из-за стола. Хлыстюк решил его не уговаривать, лишь ,глядя на советника, сообщил:
–Игорь Глебович, пошли в приемную перекурим.