Долг платежом красен
Шрифт:
– Я за закон и справедливость, – возразил Викентий Павлович.
– Не позволю, не допущу анархии! – с пафосом заявил Савелий Игнатьевич.– Есть коммерческая тайна, гласность тоже имеет разумные границы. Достаточно того, что я и мой советник знаем всех владельцев и совладельцев, учредителей и соучредителей. Каждый у нас под контролем и будет платить в казну налоги, а если не захочет, то заставим. Для этого у нас есть налоговая милиция, прокуратура, служба безопасности.
В крайнем случае, отключим электричество, воду, канализацию, будете ходить на горшок, лишим лицензии и пустим с молотка здания и имущество. Есть много способов заставить жить и работать по нашим правилам. Итоги приватизации, об этом говорят на самом верху, не подлежат пересмотру, кто не успел, тот опоздал. Я не допущу нового передела собственности, кровавых разборок и беспорядков в городе.
Тот, кто в политических целях посеет ветер, пожнет бурю, будет ею сметен. А тебя, Викентий, и других недовольных и строптивых бунтарей, злопыхателей предупреждаю, не мутите воду, не играйте с огнем. Он может кое-кому опалить не только крылья, но и яйца поджарить…
– Я работаю честно, никому не должен, – на публике осмелел Зубач. – Слишком много «липовых» фондов и контор развелось.
– Не должен? Странно, значит, очень скоро появятся долги, – пообещал Хлыстюк.
– Савелий Игнатьевич, я за то, чтобы для всех предпринимателей были установлены не на словах, а на практике единые правила игры, чтобы госчиновники не занимались коммерцией, а силовики не кошмарили бизнес. Им законами о государственной службе и борьбе с коррупцией запрещено вымогать взятки, – неожиданно осмелев, не унимался Викентий Павлович.
– Ты на что это намекаешь? Может, это я занимаюсь подпольным бизнесом и беру взятки или сотрудники мэрии?! – повысил голос хозяин. – У меня каждый день болит голова о том, чтобы горожанам, пенсионерам и ветеранам жилось лучше, а ты думаешь о личной выгоде. «Золотой телец» вам всем застит глаза. Надо быть выше меркантильных своекорыстных интересах, следует думать о ближних.
Вот мы с Камориным на днях и проверим, какие вы патриоты, как печетесь о ближних или кто готов удавиться из-за копейки. Никто не думает о закупках мазута, газа на зиму, а значит, придется заготавливать дрова и покупать печки – буржуйки. За все надо нынче платить, на то они и рыночные, а не базарные, отношения.
Импульсивный Зубач, чувствуя поддержку зала, попытался продолжить дискуссию, но Савелий Игнатьевич остановил его властным жестом руки.
– Скажи, откуда ты, такой упертый взялся, кто по жизни?
– Как, оттуда? – опешил Викентий Павлович. – Откуда и все, а по жизни я человек, субъект предпринимательской деятельности, значит СПД.
– По жизни ты – батрак, а по менталитету – барыга, – перебил его мэр. – Запомни, рожденный ползать, летать не может.
– Получается, что вы один орел, ястреб, а все пресмыкающиеся, – опрометчиво возразил Зубач и увидел, как побагровело лицо хозяина.
– Довольно, излил душу и будя. Твое время по регламенту исчерпано. Много говоришь и все впустую, сплошная демагогия, ни одного конкретного предложения. Критика ради снобизма и дешевой популярности. Пошел вон, гнида! – сорвался Хлыстюк на крик.
Викентий Павлович увидел, как к нему стремительно направился охранник Бакаев, готовый силой выставить за дверь. Он не стал испытывать судьбу и с поникшей головой пошел к выходу, услышав за спиной грозный рык.
– Кто еще желает правду-матку резануть? Так будет с каждым, кто не умеет себя вести в приличном обществе, – предупредил мэр. – Как говорят, баба с воза – кобыле легче.
К горлу Зубача подступил ком, душили спазмы обиды от этой публичной порки, но он взял себя в руки, осознав беспомощность.
Когда за ним закрылась дверь, Хлыстюк, довольный произведенной экзекуцией, угрюмо-злым взглядом провел по лицам собравшихся и в назидание добавил. – Я должен знать всех недовольных и обиженных в лицо. Гласность, по-моему, хороша тем, что она высвечивает нутро человека и словно рентген выявляет его непомерные наполеоновские амбиции, манию величия и непогрешимости. На следующее совещание я обязательно приглашу врачей-психиатров.
Пусть внимательно понаблюдают за аудиторией, возможно, отыщут для себя немало пациентов. Подобные больные, считая себя совершенно здоровыми, обычно никогда не обращаются за помощью. Доводят себя до такого критического состояния, когда применение смирительной рубашки и успокаивающих инъекций неизбежно.
Перевел дыхание и спросил у главного архитектора:
– Сосновый бор, что у мыса Ак-Бурун, входит в границы города?
– Обязательно, – ответил зодчий.
– Куда смотрят работники комбината по благоустройству и озеленению, санэпидстанции, экологической инспекции? Почему любители пикников загадили сосновый бор? Нормальному человеку негде ступить, везде «мины».
– Так это «поляна пикников и любви», – сообщил кто-то из знатоков пристрастий местной богемы.
– Даю три дня для наведения порядка, – велел мэр директору зеленхоза.
– Канатчикова дача, – послышался чей-то насмешливый голос.
– А вы не смейтесь, это серьезное заболевание, нередко провоцирующее суицид, – упрекнул Савелий Игнатьевич. – Будьте сдержаны и терпеливы, когда я говорю. Здесь юмор не уместен. Так вот Зубач, кажется, возомнил себя пророком, пупом земли, владеющим абсолютной истиной, так сказать, в последней инстанции. Над ним, мол, нет никаких начальников, как в песне: сам себе командир и начальник штаба. Не бывать этому произволу, пока я при власти. Ну, что господа или паны коммерсанты, акулы и пескари бизнеса, есть еще краснобаи и демагоги, любители почесать языком?
Он медленно обвел их пристальным взглядом и продолжил, войдя в административный раж:
– Я тоже силен в риторике, однако не упражняюсь в красноречии, не выпендриваюсь, как некоторые из вас. Иной, сколотивший жалкие гроши, считает, что он пуп земли, кум королю. Так не пойдет, такого жлобства и хамства не потерплю.
– Регламент, сам не нарушай регламент! – послышался возглас из задних рядов.
– У меня свой регламент. Сколько хочу, столько и говорю для пользы нашего общего дела. И никто из вас, барыг, мелких лавочников, мне не указ! – властно изрек Хлыстюк.
Возразить ему больше никто не отважился. Все сидели притихшие, понурив головы, стыдясь смотреть в глаза друг другу. «Станешь рыпаться, того и гляди, пострадаешь, – решило большинство из них. – Все равно, выше головы не прыгнешь. Для этого необходима поддержка в верхах и надежная «крыша».
Но в коридоре, подальше от глаз начальника и его услужливых информаторов, несколько человек по-дружески пожали руку Зубачу.
– Срочно опубликуй солидный материал о совещании на первой странице с моим портретом! – приказал Савелий Игнатьевич редактору. – В жестком, деловом стиле, пропесочь Зубача и Дробыну, чтобы другим было неповадно, а читатели знали, что у меня болит сердце о благополучии города. Надо закручивать гайки.