Долг самурая

Незнанский Фридрих Евсеевич

Тот ушел от удара и слегка передвинулся, освобождая себе место для маневра.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — отрезал он. Турецкий, не сводя с противника пристального взгляда, покачал головой:

— Нет, знаете. Ему вы сказали, что выгораживали его, рискуя репутацией. И бедняга Юкио всегда помнил, как велик его долг. Вам стоило только намекнуть ему. Один телефонный разговор — что вы запутались в бизнесе и политике, что вот-вот навлечете на себя позор… Этого было достаточно, чтобы Юкио бросился на помощь. А на самом деле вы шпионили в пользу иностранных

разведок.

— Очень странные слова, — сказал тренер. — Я вас совсем не понимаю.

— Вы поняли, что конец игры близок, — продолжил невозмутимо Александр Борисович. — Что совсем скоро все откроется и вам не сдобровать. Вы захотели просто исчезнуть, скрыться под именем брата. И бедный Юкио прилетел из Японии. И сделал вместо вас харакири. Он ответил за ваш позор, Икэда.

На мгновение взгляд японца затуманился. Словно перед глазами у него встала жутковатая картина. Комната для ритуалов, потрескивание свечей. Юкио на коленях, готовящийся совершить обряд сеппуки. Томоаки стоит позади брата с занесенным над его головой мечом. Юкио вспарывает себе живот. Меч Томоаки свистит, но останавливается перед шеей Юкио. Юкио падает. Хрипит. Ползет вперед. Томоаки с жестокостью смотрит на мучения брата, выставив меч вперед…

Икэда тряхнул головой, прогоняя наваждение. И вдруг бросился в атаку со скоростью распрямившейся пружины.

27

Удары Икэды начали сыпаться, как град. Турецкий едва успевал парировать их. Ни о какой контратаке не могло идти и речи. Наконец, тот сделал краткую передышку и замер, держа перед собой деревянный меч и свирепо глядя на Турецкого. Александр Борисович воспользовался паузой и сказал, хрипло дыша:

— Вы знали… Знали, что близнецы — генетически идентичны. И теперь живете вместо него. Вместо своего брата.

В сумке Турецкого, по-прежнему стоящей у входа в зал, ритмично и беззвучно покручивалась лента видеокамеры. Линза ее торчала из специального отверстия, записывая все, что происходило в зале.

— Экспертиза ДНК не найдет различий, — продолжил Александр Борисович, глядя противнику в глаза. — Только дактилоскопия… отпечатки пальцев — разные. Но его пальцы вы сожгли…

— Чушь, — выдохнул Икэда. — Выдумка.

— Правда? — Александр Борисович усмехнулся. — Ваш брат Юкио никогда не занимался кен-до. А вы, Томоаки, владеете мечом прекрасно.

По лицу тренера пробежала как бы нервная волна.

— Вы должны уйти. Уходите, если не хотите, чтобы я убил вас.

— А что это изменит? — сказал в ответ Турецкий. — Если даже я уйду, я все равно вернусь. Вернусь, чтобы надеть на вас наручники. Вы никуда не сможете скрыться.

— Почему? — спросил вдруг Икэда. — Почему вы это делаете?

— Потому что вы убийца, Икэда. Убийца и негодяй.

— Я должен был, — хрипло выдохнул азиат. — Я должен было это сделать, чтобы остаться в живых.

— Жизнь брата в обмен на вашу?

На лбу Икэды выступили капли пота.

— Всегда приходится чем-то жертвовать, — тихо сказал он. — Юкио

был никчемный человек. Он опозорил наш род.

— И вы решили, что ему пришло время умереть? Очень удобное соображение.

Внезапно Икэда рванулся вперед и обрушил на Турецкого шквал ударов.

Это больше не было похоже на рискованный спортивный поединок, это был настоящий бой — не на жизнь, а на смерть. Один из ударов достиг цели, и Турецкий почувствовал, как край деревянного меча обжег ему предплечье.

Уворачиваясь от очередного удара, Александр Борисович споткнулся и упал на пол. Сильнейший удар пригвоздил бы Турецкого к полу навсегда, если бы он не успел сделать перекат. Увернувшись от очередного удара, Александр Борисович сгруппировался, чтобы одним прыжком вскочить на ноги, но вдруг увидел занесенный над собой меч.

«Не успею», — понял Турецкий.

Меч готов был обрушиться на голову Турецкого и уже начал свой стремительный полет, но гортанный выкрик остановил его. Икэда замер и оглянулся на дверь. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Турецкий перехватил свой меч и вскочил на ноги.

У входа в зал стоял поджарый седовласый старик-японец. Он медленно подошел к Томоаки. Тот в ужасе попятился от старика, словно забыл, что держит меч в руке.

Остановившись в шаге от Икэды, старик резко сказал что-то по-японски. Икэда ответил — тихо, испуганно, смущенно. Если бы Турецкий владел японским языком, он бы услышал следующий диалог:

— Что ты сделал с братом, Томоаки? Как ты мог?

— Отец… он сам.

— Ты вынудил его! Ты знал, что он — человек долга. Он, недостойный бродяга, оказался достойнее, чем ты. Ты работал на русских, потом на англичан. Ты знал, что рано или поздно это закончится позором.

— Отец, но… Но как вы узнали?!

— Нет тайн от жаждущего знания, сын. Ты отнял жизнь у своего брата.

— Но я сделал это ради вас! Вы бы не перенесли моего позора. Вы всегда гордились мною.

— Гордился… А теперь мне стыдно. Я ошибался на твой счет. Моим именем ты пытаешься оправдать свою гнусность.

Несколько секунд Томоаки Икэда молчал, испуганно глядя на старика. Затем в лице его что-то дрогнуло, в глазах вспыхнул яростный, звериный огонек. Одним быстрым движением Икэда выхватил из потайного кармана на колене кинжал — тот самый кинжал, который он отнял на мосту у бедняги Рю. Отшатнувшись от отца, Икэда замахнулся клинком, чтобы вонзить его себе в живот, но не успел — старик точным и сильным ударом выбил оружие у него из рук.

Кинжал со стуком упал на пол.

— Ты недостоин избавить себя от позора, как это делали воины, — презрительно произнес старик. — Тебя будут судить русские, ты сгниешь в их тюрьме.

— Отец… Я твой сын… Я…

— У меня был один сын, — резко сказал старик. — Его звали Юкио. И он погиб, как мужчина. Больше нам не о чем говорить.

Старик повернулся и медленно зашагал к выходу. А зал уже заполнили оперативники ФСБ. Секунда — и кольца наручников защелкнулись на смуглых запястьях Томоаки Икэды.